Вильгельм Мах - Польские повести

— Жаль, — он беспомощно развел руками. Его досада, несомненно, была искренней. — Я буду еще несколько дней кружить по городу. И был бы счастлив, если бы вы позволили пригласить вас снова выпить кофейку.

— Не преувеличивайте, пан редактор. Теперь я должна была бы пригласить вас.

— Позвоните, пожалуйста, в гостиницу, и я тут же явлюсь. Приятно было побеседовать с вами…

Она не позволила ему закончить, встала и протянула руку.

«Как я могу сидеть и трепаться здесь с каким-то скучающим, ищущим развлечений типчиком, когда Михал мечется в бреду… вообще уже одной ногой на том свете… Да еще, куда ни повернись, всюду знакомые лица, любопытные взгляды. Того и гляди, начнут подходить и выражать соболезнование по поводу утраты любовника или станут угрожать, как во вчерашнем письмо».

— Вам… нехорошо? — спросил Валицкий, видя, как Катажина изменилась в лице.

— Нет, вам показалось. До свиданья, — сказала она сухо и твердым шагом пошла к выходу.

Валицкий проводил ее взглядом до самых дверей, ему даже захотелось выбежать вслед и сказать ей, что у него есть дело в том конце города. Но он побоялся показаться смешным и испугался внезапной перемены в ее лице, которое до того было светлым и покойным.

«Я не удивляюсь Горчину. — Он все еще видел ее тонкую фигурку в зеленом костюме. — Мужик мог потерять голову, если я сам, старый пройдоха в таких делах, чувствую себя как-то странно после этого разговора ни о чем… Повезло парню, если ему удалось завоевать такую женщину, а не только полежать с ней в постели. Это глупости, конечно, будто он топился. Имея такую женщину, человек должен любой ценой выкарабкаться на берег. Должен, даже если его ждет самое худшее. И было бы чистым идиотизмом судить о нем иначе. Ох, что-то я уж слишком расфантазировался… Хотя это не зачеркивает моей концепции «красного домино». В этом нет никакого противоречия. Можно жить в лирическом настроении и в то же время делать людям гадости. Но поживем — увидим».

Он заплатил по счету и с довольным видом вышел из-за стола. Подойдя к машине, он некоторое время возился с замком, прежде чем открыл дверцу. Потом снял пиджак, бросил его на заднее сиденье, распустил галстук. Мотор завелся сразу же, едва он нажал на стартер.

«Может, заехать за Венцковской и прокатиться с ней куда-нибудь за город, к реке или в лес… Нет, нельзя рисковать, так можно завалить все дело, а я должен привезти в редакцию какой-то материал. Придется тащиться в этот «Замех» в Руду, как я и думал. Иначе я не сделаю этой несчастной статьи. А по дороге надо будет заехать в какую-нибудь сельскохозяйственную артель, поглядеть своими глазами на все: уезд-то первое место занимает в стране».

Близился полдень. Разговор Юзали с секретарем по организационным вопросам Бенясом продолжался уже почти два часа. Они сидели в кабинете Горчина, потому что комната Беняса была занята сотрудниками, которые разрабатывали под его присмотром доклад для заседания бюро.

— Еще кофе? — спросил Беняс, отодвигая в сторону грязные стаканы.

— У меня неплохое сердце, но такой дозы даже лошадь не выдержит. Спасибо. Лучше закурим. — Юзаля угостил своего собеседника сигаретами, но тот решительно отказался, закурив свою. Юзаля, пользуясь минутным перерывом в разговоре, внимательно рассматривал его. Он мог это сделать без стеснения, потому что Беняс избегал его взгляда. Юзаля не любил таких людей, хотя, как он сам многократно убедился, эта черта вовсе не говорила о недоверии, страхе или скрытых опасениях. Просто некоторые люди не умеют выдержать взгляд своего начальника да и взгляд любого малознакомого человека. Так могло быть и с Бенясом.

«То ли он действительно ничего не знает, то ли притворяется. Только с какой же целью? Ведь ему известно, что Горчин предлагал снять его с работы… Знает ли?.. — Юзаля не помнил подробностей, но знал, что Старик тогда не согласился, дал Бенясу еще возможность поработать, проявить себя, быть может, принимая во внимание то, что отношение Горчина к своему заместителю было слишком суровым. — Ведь это же для него единственный случай помочь Горчину выкатиться отсюда ко всем чертям… Я, пожалуй, буду играть с ним в открытую, но у меня еще есть время…»

— Давайте наконец возьмемся за дело директора «Машзавода», как его там… — Юзаля вытащил из папки копию письма в объединение, где Горчин предлагал снять директора.

— Ах да, Гурчинский.

— Я сегодня собираюсь на «Машзавод». — Юзаля снова положил письмо в папку. — И в связи с этим хотел бы кое о чем спросить у вас… Собственно, об одном…

— Пожалуйста.

— В общих чертах конфликт между Горчиным и Гурчинским мне известен, та часть конфликта, которая относится к предприятию. Но меня интересует другое, а именно: нет ли тут личного отношения, понимаете?

— Да, понимаю. Пожалуй, так и есть. Горчин на последнем пленуме здорово всыпал ему.

— И правильно?

— Трудно сказать. Это не такие простые дела.

— Вы полагаете, что ваш партийный долг — всегда соглашаться с первым секретарем?

— Нет, почему же, — покраснел Беняс. — Но здесь, в комитете, мы должны иметь какую-то общую позицию, не правда ли?

«И что этот Горчин тут с ними навытворял? То ли они уверены, что его отсюда никакими силами на вытолкаешь, и потому притаились, как мыши под метлой. То ли я имею дело с людьми, у которых печенка в порядке, а вот башка не варит. Ведь этот Беняс… ему бы сейчас воспользоваться случаем и пустить в ход тяжелую артиллерию… Где же она, эта чертова злочевская правда? Ни одна из моих попыток расшевелить их не увенчалась успехом».

— А вы убеждены, что Горчин был прав?

— Мне трудно оценить его выступление. У нас тогда присутствовал представитель экономического отдела воеводского комитета, и он поддержал его критику. Директор «Замеха» также. Впрочем, у вас ведь есть все протоколы пленума, можете просмотреть.

«Нет, он не так глуп, притворяется просто. Но зачем, черт возьми, зачем?» — думал Юзаля, а вслух сказал:

— Ну, скажем, мне хочется узнать ваше личное мнение.

— Мое личное? — удивился Беняс — А какое оно имеет значение?

— Послушайте, товарищ секретарь, хватит нам с вами играть в кошки-мышки. Ну, смелее, — Юзаля терял терпение, он с трудом держал себя в руках.

— По-моему, Горчин был неправ. И даже если бы был прав, так не поступают с нашим человеком, с членом партии, который создал это предприятие.

— А пробовали вы его убедить? Ну, например, на заседании секретариата?

— Конечно. Но вы думаете, это легко? Он нам не раз повторял, что кадровая политика — это его дело.

— Он сам решал, не согласовывал с вами?

— Согласовывал, но формально. Он всегда слышал в ответ только «да».

— Порочный круг!