Вильгельм Мах - Польские повести

В момент, когда разговор достигает крайнего напряжения, когда ее ответ может быть уже только истерическим криком, снаружи в эту стерильную атмосферу начинают проникать какие-то навязчивые звуки, которые словно сквозь защитную воздушную подушку пробиваются к центру комнаты.

Да, это стук в дверь, который он лишь теперь по-настоящему слышит. Стук повторяется, осторожный, но решительный. Глухим, но достаточно громким голосом он говорит: «Войдите», — и понимает, что это слово — сигнал, последний тревожный звонок, после которого в больничной палате должен действительно разыграться следующий акт.

На пороге стоит улыбающаяся Эльжбета в обществе ординатора. Она подошла, приглядываясь к нему с тревогой и заботой, рассматривая его своими голубыми глазами, которые, встречая его взгляд, становились все более серьезными и сосредоточенными.

— Мы тебя разбудили, ты спал? — спросила она извиняющимся тоном.

— Немножко дремал… садись, пожалуйста… садитесь, доктор, — сказал он, обращаясь также и к врачу.

— Не стану мешать, если я вам здесь не нужен. Собственно, самое тяжелое уже позади и скоро я вас передам жене, товарищ секретарь.

Михал Горчин улыбнулся ему и даже сделал какой-то жест рукой. Когда врач закрыл двери, он остановил взгляд на лице Эльжбеты и долго смотрел на нее. Потом прикрыл глаза, словно боялся встретиться с ее взглядом после того, что собирался сказать, пытаясь сохранить спокойный тон:

— Хорошо, что ты пришла, Эля. Нам надо серьезно поговорить. Это будет трудный разговор, но, видишь ли, я предпочитаю, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от других людей…

Юзаля отбросил газету и взглянул на часы. Было ровно восемь. Бжезинский, с которым он условился на это время, что-то не приходил. Юзале уже надоели все эти официальные разговоры, и он пригласил инспектора к себе в гостиницу. Ему было жаль, что он потерял столько времени, и он хотел как можно скорее сделать все, что должен был сделать до сих пор, чтобы после выхода Горчина из больницы окончательно подвести итоги.

Неожиданно ему помог Валицкий. Понимая, что дело Горчина сейчас на мертвой точке, журналист начал собирать информацию для последней страницы газеты.

— Такая мелочишка газете тоже нужна, — беззаботно смеялся он. — Люди любят читать о несчастьях, которые поражают их близких: кто сгорел, кто сломал ногу, кому суд влепил тысячу злотых штрафа за прогулку на велосипеде в пьяном виде. Я даже знал одного парня, который начинал читать газеты с некрологов.

От нечего делать он, однако, написал большую статью о «Замехе» и все соблазнял Юзалю посетить это предприятие. Директор Пеховяк произвел на него очень хорошее впечатление.

— Этот парень — человек Горчина, это ясно, но безмозглым подпевалой его никак не назовешь. Он внушает доверие не только своей манерой говорить, но и всем, что вокруг него происходит. А я уже немножко научился смотреть действительности в лицо, меня не купишь красивыми словами. Он и Горчина тоже как-то очень по-деловому хвалит, и мне совсем не показалось, что он делает это из вежливости.

«Ох, сколько мне еще надо проверить! — вздохнул Юзаля. — Наверное, этот Бжезинский не придет, а завтра позвонит и скажет, что болен или еще что-нибудь в этом духе».

— Вот уж что действительно вывело бы меня из себя, — проворчал он, но в этот момент услышал стук в дверь.

— Вам тут, наверное, скучно одному, товарищ председатель, — пошутил Бжезинский, усаживаясь в кресло.

— Вот именно, на старости лет пришлось по гостиницам таскаться. Это гениальная идея моего шефа. Но есть в этом и хорошая сторона: куда-то съездил человек, что-то повидал и оторвался наконец от этих чертовых бумажек.

— Вы, пожалуй, года три не были в Злочеве?

— Два с гаком, — уточнил Юзаля. — Я тут был как раз перед назначением Горчина.

— Да, давненько.

— Я бы предпочел приехать сюда на экскурсию. Окрестности прекрасные, да и сам город ничего — чистенький, спокойный, много памятников старины, и люди здесь милые…

— Особенно люди, — желчно рассмеялся Бжезинский. — С туристами-то они милы, потому что зарабатывают на них, но со своими приблудами — не дай бог.

— Как это «со своими приблудами»? Не понимаю.

— Я здесь живу с довоенного времени, так что в некотором роде уже свой. Но остальные для коренных злочевцев — приблуды.

— Ну, знаете ли, это просто смешно. В наше-то время, когда происходит великое переселение народов…

— Смешно, когда об этом говорят, но чувствовать это ежедневно, почти на каждом шагу в течение многих лет — это, поверьте, не очень смешно… Да, товарищ, здесь у новых людей жизнь нелегкая. Особенно если эти люди заметные. К таким местные долго приглядываются, проверяют — приживется здесь или погорит? Им самим, наверное, было бы трудно объяснить почему, но так уж оно есть.

— И их радует, если у кого-нибудь из новых подвернется нога?

— Не всегда. Например, Белецкого жалели. Он уже начал приживаться, жил здесь много лет, и к тому же когда-то сражался с бандой «Мурата». А когда создавали кооперативы, он тоже как-то по-человечески организовывал их, не заставлял вступать туда силой, как это бывало в других местах.

— А Горчин?

— Ну, у него еще есть время. Если ничего не случится.

— А что должно случиться?

— Не притворяйтесь, товарищ Юзаля, весь город об этом говорит.

— Что именно?

— Наверное, радуются.

— Чему?

— Не слишком-то приятно быть под началом у такого человека, как Горчин.

— И вам тоже?

— Я не о себе говорил.

— А все-таки?

— Может, немного и мне. Хотя я здесь видывал секретарей и похуже. Впрочем, я всегда умел с ними договориться.

— А с Горчиным?

— Да как сказать… У нас что-то вроде постоянного перемирия.

— Постоянного, но неустойчивого?

— Почему? Наш секретарь — человек разумный.

— Здесь о нем редко кто так говорит. Вы пришли его защищать, товарищ Бжезинский?

— Он сам лучше всех себя защитит в случае необходимости. Я пришел потому, что вы меня пригласили по старому знакомству.

— Извините меня, милый инспектор. Это, знаете ли, профессиональный порок — трудно даже на секунду отвлечься от дела.

— Лично я о вашей работе не думаю, когда с вами разговариваю, — рассмеялся Бжезинский. — Хотя, если нужно, готов помочь. Конечно, если нужно.

— Я думаю, что вы можете мне очень помочь, я рассчитываю на вас. Ведь вы в составе бюро уже с тысяча девятьсот сорок пятого года, и мы вам доверяем не меньше, чем людям, которых присылаем теперь. Я помню, у вас с Горчиным были какие-то стычки вскоре после его приезда?

— Были.

— И что, вы ему не поддались?

— Как видите. — Бжезинский снова рассмеялся, на этот раз уже не так беззаботно. — Только вот… пришлось мне, старому деду, учиться пойти, так он меня изгрыз… Хотя теперь я об этом не жалею — через два года я кончаю заочно институт. А ведь раньше все времени не хватало пополнить свои знания. — Он стал серьезным. — У Горчина «бзик» на этом пункте. Как это называют?.. Культ компетенции, кажется?