Владимир Козлов - Lithium

Все утро я сидел с гитарой. В итоге набросал черновики трех новых песен, записал на магнитофон.

В комнате не было никакой жратвы. На кухне я нашел почерствевший кусок батона и остаток кетчупа. Выдавил кетчуп на батон, стал жевать.

На улице шел дождь. Идти никуда не хотелось. Я прошелся по коридору. Было тихо. Те, кто был дома, наверно, еще спали.

Дверь в крайнюю комнату была приоткрыта. В ней раньше жили Игорь и Бэлла, но потом вдруг куда-то исчезли.

Я заглянул. Татуированный чувак с бородой, с несколькими серьгами в каждом ухе, доставал из рюкзака шмотки. Складывал в выдвижной ящик комода. Его майка была разрисована психоделическими узорами. Из «мыльницы» звучала индийская музыка. Тлела ароматическая палочка.

Он посмотрел на меня, сказал:

– Привет. Как тебя зовут?

– Влад.

– А я – Немец. Хотя вообще я по национальности белорус. А почему такое погоняло, могу как-нибудь рассказать. Но не сейчас.

– Не обязательно. Мне все равно.

– Круто. Мне нравится. Все обычно задают идиотские вопросы про погоняло. – Он достал из рюкзака машинку для татуировок, пузырьки с чернилами. Поставил все на «стол» из деревянных ящиков в углу. – Как видишь, я делаю татушки. Хочешь, сделаю тебе?

– Не знаю…

– Что, не твой стиль?

– Я не знаю, что такое мой стиль.

– Тогда, почему нет?

– В любом случае, денег нет.

– И не надо. Я тебе бесплатно сделаю в первый раз, по случаю знакомства. Есть идеи, что бы ты хотел?

– Обложку альбома «Нирваны» «In Utero» сможешь сделать?

– Без проблем. У тебя она есть?

– Да. Могу принести.

Немец набил мне татуировку, более или менее напоминающую «In Utero». Потом стал гнать про ведическое знание, про шаманизм. Я слушал, но мне было наплевать на все это. Потом он достал шприцы и героин.

– Ты думаешь, это что, наркота? Может, для кого-то это и наркота. Но для меня это нечто другое. Это – эликсир. Мне он нужен, чтобы противостоять Вавилону. Потому что вокруг нас Вавилон. Во всех его проявлениях: от капитализма до бандитизма.

– Ты предлагаешь вмазаться?

– Я это так не называю.

– Не важно, как ты называешь. Давай.

Оля стояла у раковины, мыла чашки.

В нескольких местах со стен осыпалась штукатурка, видны были красные кирпичи. Над раковиной висел потрепанный черный плакат с изображением автомата и красными буквами RAF [7] Rote Armee Fraktion – террористическая организация, существовавшая в Западной Германии в 1970-е – 1990-е годы. .

Влад курил, сидя на подоконнике.

– И ты будешь в этом говне работать? – спросил Влад.

– А что ты предлагаешь? Продолжать раздавать листовки и расклеивать объявления всяких жуликов? Или у тебя есть другие предложения?

– Не знаю. Но мне бы было противно этим заниматься.

– А мне не противно. – Оля стряхнула с чашки капли, поставила ее на деревянный стол с «сеткой» следов от ножа. – Представь себе, мне не противно. Потому что я не вижу лучших вариантов.

Влад поднял глаза на плакат.

– Красное на черном. Да здравствует «Алиса»! Это же твоя любимая группа, да?

– Была когда-то. – Оля посмотрела на Влада. – Ты что, пьяный? Или обторчался?

– Скорей второе, чем первое…

– Ты же всегда говорил, что наркота тебя не интересует?

– Ну и что, что я говорил?

Оля поставила на стол вторую чашку, перекрыла кран.

– И где ты взял деньги?

– Нигде. Меня угостили.

– Прекрасно.

Я привезла кассету с демо-записью на радиостанцию. Вместе с ней я отдала понтовой секретарше и демо «Литиума», записанное еще в Питере. Шансы, что его послушают, приближались к нулю, но мне хотелось хоть что-нибудь делать.

Секретарша сидела за большим новым столом с компьютерным монитором и двумя телефонами. Она была ярко накрашена, в белой блузке, от нее пахло дорогими духами.

– Здравствуйте. Я принесла демо-записи. «Ракета-Рекордс», – сказала я.

Секретарша подняла на меня глаза, кивнула, снова уткнулась в монитор. Я положила кассеты на стол, вышла, закрыла за собой стеклянную дверь, увидела, как секретарша взяла кассеты и бросила в мусорку.

Я дернула на себя дверь, подбежала к столу.

– Ты что, охуела? – Я схватила секретаршу за длинные волосы, выволокла из-за стола вместе с компьютерным креслом, дала ей оплеуху. Она запищала.

Ко мне подбежал охранник, заломил руку, ударил в живот кулаком. Я присела от боли, отпустила секретаршу. Он выволок меня в коридор, два раза ударил ногой по спине.

– Чтобы я тебя здесь больше не видел, – сказал охранник.

Через стеклянную дверь я смотрела на секретаршу. Она достала зеркальце и поправляла волосы.

Я открыла дверь, вошла в офис.

– Что ты устроила на радиостанции? – заорала Наташа. – Они звонили, сказали, что мы теперь в «черном списке», что больше никаких демо-записей от нас слушать не будут.

– Она сама повела себя по-свински: выбросила «демо» в мусорку. Прямо при мне.

– Ну и что, что выбросила? Может, она не знала, от кого это. Может ей не сказали. Там была договоренность лично с программным директором. Так что, пришлось бы ей «демо» из мусорки вытащить, раз она такая умная. А сейчас все… Считай, что это твой последний день работы.

– Это ты решаешь, да? Ты – директор фирмы?

Я и Женя курили у окна в конце коридора, сбрасывая пепел в стеклянную банку. Подоконник был прожжен в нескольких местах, посредине было выцарапано «Костя Царь».

– Наташа – знакомая Антона, – сказал Женя. – Или даже дальняя родственница, точно не помню. Окончила какой-то институт «второй лиги». Потом работала продавцом в киоске. Ни я, ни Антон от нее не в восторге.

Он стряхнул пепел в банку, посмотрел на меня.

– Мне даже понравилось то, что ты отколола. Это значит, что тебе не все равно, ты не просто формально делаешь свою работу.

– Я могу делать больше. Я могу быть одновременно и секретарем, и курьером, и делать еще кучу работы. Дайте мне зарплату Наташи, а на моей тогда сэкономите.

– То есть, ты предлагаешь уволить Наташу?

– Да. Она курица, от нее никакого толку.

Женя улыбнулся.

– Резко. Тебе самой грозит увольнение, а ты такое предлагаешь… – Женя потушил бычок о край банки, бросил его внутрь. – Хотя, это по-своему правильно. Лучшая защита – нападение. Ладно, я поговорю с Антоном. Но каким будет результат, предположить не берусь. На всякий случай, готовься к увольнению.

За окном темнело. Кухню освещала тусклая лампочка без абажура. В грязном стекле отражались угол стола, плита и раковина.

На электрической плитке нагревался чайник, разрисованный от руки красной и синей краской.

Оля сидела на табуретке.

Вошел Илья, глянул на Олю, сказал: