Владимир Козлов - Lithium

– А за что ты собираешься сесть?

– Ну, я не говорю, что собираюсь. Я говорю, что могу сесть. Теоретически. За что? Скорей всего за наркотики. За что еще рэперы садятся? Можно еще за разбойное нападение, но это не мой стиль. И ты не подумай, что я только лижу. Я и трахать девочек люблю. И трахаю каждый день, а иногда и по несколько в день. Но перед тем как трахать, я обязательно лижу. Так что, подумай.

Я открыла дверь. Мы вышли на крыльцо.

– До свидания, – сказала я.

Рэпер спустился по ступенькам. Я достала из кармана джинсов сигареты, зажигалку, закурила.

У здания был припаркован тот самый «бумер» с кодом региона «68». Дверь водителя была открыта. Звучал блатняк. Сидящий за рулем бандюган рассматривал меня. Я отвернулась.

Дверь офиса открылась. Вышли два бандита, сели в машину.

«Бумер» уехал.

Я вернулась в офис, спросила у Жени:

– В чем дело, чего они опять хотели?

– Чтобы мы «легли» под них. Залетные беспредельщики. Москва притягивает к себе говно со всей России. Центростремительные процессы.

– И что вы будете делать?

– Сиплый займется. Он сейчас не в Москве, отдыхает на юге. Но Антон ему уже позвонил – он пообещал связаться, с кем надо. Так что, можешь не волноваться.

В субботу мы с Олей поехали на пляж в Серебряный бор. Выбрали место, где поменьше людей. Разделись, искупались. Вышли и легли на покрывало.

– Все шли на компромиссы, – сказал Оля. – Даже «Нирвана». Возьми альбом «Невермайнд», сам Кобейн говорил, что он был специально аранжирован и записан несколько попсово. Они сами на это пошли, они понимали, что, если он «выстрелит», то потом они смогут делать все, что хотят. У тебя абсолютно такая же ситуация. Я могу поговорить с ребятами, они поймут, что ты просто психанул. В другие рекорд-компании тебе соваться смысла нет, там будет то же самое. Никто тебя не заставляет продаваться, тебе предлагают разумный компромисс. Ты что, хочешь оставаться в каком-то непонятном андеграунде? Ты хочешь всю жизнь оставаться панком?

– А ты?

– Что я?

– Чего хочешь ты?

– У меня нет конкретных планов. Вернее, есть. Я хочу помочь тебе раскрутиться. А потом я ушла бы с фирмы, занималась бы только твоей группой.

– А ты уверена, что мне надо раскрутиться? Ты точно знаешь, что я тогда буду писать лучшие песни?

– Я тебе про одно говорю, а ты совсем про другое…

Я посмотрел на воду. У берега дети купали собаку. Собака выбежала из воды, стряхивала с себя капли.

– Вчера в офис приходили бандиты, – сказала Оля.

– Что они хотели?

– Я точно не знаю, Женя и Антон с ними разговаривали. Типа наезд.

– Я не хочу уезжать без тебя, – сказал я.

Рядом с нами лежала на покрывале девушка. К ней подошел чувак в спортивных штанах, с «наколками». Наклонился, что-то зашептал на ухо. Она отодвинулась от него, почти сползла с покрывала.

Чувак выпрямился, сказал громко:

– Не, а че тут такого? Ты ж не просто так лежишь здесь кверху жопой. Ты ведь хочешь, чтобы на тебя смотрели, правильно? И еще ты хочешь загореть, чтобы тебя хотели ебать, правильно? Что я тогда неправильно говорю?

Несколько стекол в офисе были выбиты: в приемной и в кабинете Антона. Я поднялась на второй этаж.

Катя рассказала, что сторож услышал выстрелы около двух часов ночи. Когда он вышел на крыльцо, разглядел только фары уезжающей машины.

Приехал мент-майор, походил по офису, поговорил с Женей и Антоном и уехал. Потом был обычный рабочий день: бесконечные телефонные разговоры с радиостанциями, журналами, «ящиком», перекуры, кофе и лапша быстрого приготовления на обед.

Вечером ко мне в кабинет заглянул Женя.

– Только что Сиплый позвонил Антону, – сказал он. – Все разрулили. Выпиздили этих гондонов из Москвы.

– Думаешь, это они стреляли по окнам?

– А кто ж еще? Поехали со мной вечером в казино. Ты, наверно, ни разу не была в казино. Тебе должно быть любопытно.

– Была. У «Литиума» был концерт в «Валери».

– Ну, ставки же ты не делала, а сейчас попробуешь.

– Нет, как раз сегодня «Литиум» играет. И так я прошлый раз не была. Ты не обижайся на Влада за то, что он психанул. Я говорила с ним, он понимает, что был не прав. Не сбрасывай его со счетов, ладно?

– Все зависит от него самого. И от тебя, если ты, конечно, хочешь с ним оставаться. Ты знаешь: мне нравится его материал, но его надо доводить. Пусть встретится с саунд-продюсером, про которого я говорил, пусть доведут до ума три-четыре трека, сделают демо-запись. Но это все надо делать быстро. «Русская Нирвана» – фишка, которая скоро протухнет. Кобейна нет, «Нирваны» нет. Люди скоро уже и не вспомнят, что такое «Нирвана».

– Цоя же помнят.

– Цой – другое дело. Цой – единственный наш рок-идол, умерший молодым. И дело не в том, что он, условно, встал в один ряд с Джимом Моррисоном, Дженис Джоплин или тем же Кобейном. Его помнят не как «русского Моррисона», а именно как нашего рок-идола, умершего молодым.

Я вышел из гримерки, прошелся по клубу. Народ был, в основном, бескайфовый: гопота, мужики бандитского вида, попсовые девушки. Несколько панков и неформалов топтались в углу со стаканами пива. Один помахал мне рукой. Лицо показалось знакомым, возможно, я видел его на каком-то концерте.

Я вернулся в гримерку. До выхода на сцену оставалось полчаса. Мы добили все вино и пиво и вышли с настроением «все по хуй».

Как только мы вышли, какие-то уроды заорали Лере:

– Девка, покажи сиськи!

Она показла им «фак».

Почти каждую песню мы заканчивали дикой инструментальной кодой, импровизировали. Человек десять панков прыгали перед сценой, а больше нас, казалось, никто не слушал.

За столиком в углу компания пожилых бандюков время от времени бросала на нас злые взгляды. Но нам было насрать.

Во время песни «Черное завтра» один из этих бандюков вытащил пистолет и выстрелил в потолок. Это произошло так быстро, что показалось нереальным. Его скрутили свои же, забрали «волын». Мы не прекращали играть. К бандитам подошел мужик в очках, что-то говорил. Потом я перестал смотреть в их сторону. А когда снова глянул, за столиком уже никто не сидел. Только стояли бутылки из-под водки и тарелки с остатками жратвы.

Последней играли «Заколоченную дверь». Во время коды я сорвал с себя гитару, пробил грифом мембрану монитора, поднял его и швырнул на пол. Монитор развалился.

Панки запрыгали активнее, что-то мне кричали, но я уже не слышал. Я дошел до гримерки и рухнул на пол.

Потом пришли Лера и Вадим, чуть позже Оля и мужик в очках – директор клуба. Он что-то орал про монитор, про убытки. Оля кричала в ответ:

– А то, что у вас в клуб проносят оружие, это нормально? Что человек устраивает стрельбу? Я вам приведу как минимум десять свидетелей! Мне что, идти к ментам?