Владимир Козлов - Lithium

– Идите вы на хуй! – сказал я.

Встал, резко отодвинул стул. Схватил за ручку двери. Открыл, вышел. Прошел мимо ресепшн. Секретарша подняла голову.

– До свидания!

Оля догнала меня на крыльце. Схватила за кофту.

– Ты что, охуел? Я здесь, как бы, работаю. Мало того, что ты сам сейчас сжег все мосты, так ты еще и меня подставляешь. Ты что, не понимаешь, что у меня из-за тебя могут быть проблемы? Это – моя работа…

– Ты говорила, что работаешь здесь только для того, чтобы выпустить наш альбом.

– Да, говорила! А что ты сам сделал для того, чтобы его выпустить?

Я спустился по ступенькам с крыльца. Перешел дорогу. В магазине купил две бутылки пива. Выпил на ходу. Потом зашел в другой магазин, купил и выпил еще одну.

После этого я бродил по городу. Уткнулся в зеленый забор с колючей проволокой наверху. Свернул, вышел к гаражам, покрытым граффити.

За гаражами мужик подтягивал штаны. На земле, между его черными ботинками, лежала свежая куча говна. Из-за гаражей выбежала хромая дворняга. Злобно загавкала.

Я прислонился к стене гаража. Вынул блокнот.

«Кусок жизни, кусок грусти, кусок проводов, сомнений и улиц, тоннелей и расставаний. А стихов уже не будет. Все кончилось. Теперь вся поэзия будет писаться кровью».

Я спросила у Жени:

– Что за договоренность у вас с Сиплым?

– Ты ни разу не интересовалась.

– Не хотела лезть в эти дела.

Женя взял бутылку Chivas, оставшуюся с прошлого раза, разлил остаток.

Мы чокнулись, выпили.

– Сиплый – друг детства Антона, они выросли в одном дворе. Поэтому – это честная «крыша», они нас не кинут. Часто бандиты кидают, договариваются с другой бригадой. Те устраивают, условно, наезд, а потом просят больший процент за свои «услуги».

– А вы сколько платите?

– Двадцать процентов от прибыли.

Женя положил бутылку из-под виски на стол, крутнул. Горлышко показало на меня. Мы оба заулыбались.

– Поехали куда-нибудь в клуб, – предложил Женя. – Я понимаю, что это не твой стиль, но, может быть, тебе будет познавательно.

И мы поехали в клуб. Женя купил бутылку шампанского. Настоящего, французского, Veuve Clicquot. Потом он позвонил своему челу по мобильному телефону, и через полчаса он приехал и привез экстази. Мы съели его, запили шампанским, потом танцевали несколько часов подряд, потом трахались, закрывшись в кабинке в туалете.

Когда мы вышли из клуба, уже было совсем светло. Мы поехали к Жене домой. Квартира была пустая, все на даче и мы пили еще шампанское и трахались еще. Потом Женя вышел меня проводить и поймал мне машину.

Оля пришла домой утром. На часах на кухне было без пятнадцати восемь.

Она была пьяная и, наверно, под кайфом.

Я курил на кухне. За окном шел дождь. Мокрые зеленые листья скребли по стеклу.

Оля бросила рюкзак в прихожей. Сняла кеды. Зашла на кухню. Села на табуретку с другой стороны стола. Взяла из моей пачки «Союза-Аполлона» сигарету. Щелкнула зажигалкой, закурила.

– Почему ты молчишь? Спроси, где я была и с кем. И я скажу тебе, что это тебя не должно волновать.

– Давай вернемся в Питер.

Оля положила сигарету в пепельницу. Встала, подошла к раковине. Взяла стоящий в ней стакан. Ополоснула, налила воды, выпила.

– Давай вернемся в Питер. Москва – говняный город. Я не понимаю, что мы здесь делаем.

– Нет.

– Ты боишься?

– Нет, не боюсь. Просто я не понимаю, зачем. Можешь возвращаться один, если хочешь.

– Зачем ты так говоришь?

Оля поставила стакан в раковину. Вышла из кухни. В пепельнице тлела ее сигарета.

Я кивнула Кате, взяла на ресепшн газету, глянула на заголовки. «Почему разваливается экономика?», «Приватизация: итоги и сомнения», «Подождем, пока мертвые затянут нас в могилу?»

Проходя мимо кабинета Жени, я услышала разговор на повышенных тонах. Я остановилась, прислушалась.

– Да, все правильно, у меня есть к тебе претензии, – говорил Антон. – Ты ничего не делаешь. Появляешься в офисе, когда хочешь. Кроме переговоров с артистами, ты ни в чем не участвуешь. Все контакты с заводами, с оптовиками – на мне. Журналы, газеты, радиостанции ты перевесил на Олю. Хорошо, пусть так. Но объясни мне, что делаешь ты?

– Я – совладелец, – сказал Женя. – Это – наша с тобой компания. Мы основали ее на паях. Если считаешь, что на тебе слишком много работы, давай брать еще людей.

– Не сейчас. Я не могу пока доверить никому заводы и оптовиков. Пойми, мы должны еще поднапрячься, а потом уже можно будет расслабиться. Все само будет крутиться, а нам надо будет только подталкивать. Я не могу все тянуть на себе. Или ты нормально включаешься, или выходишь из бизнеса. Давай тогда обсуждать, на каких условиях.

– Хорошо, я тебя понял. Я «включусь», как ты говоришь.

– Рад это слышать. Есть одна идея. Можно договориться с пиратами на заводах в Казани и Ростове и печатать часть тиражей у них. Прибыль почти та же самая, а гонорар артистам платить на надо.

– Но это ж ударит по продажам нормальных «компактов».

– Если и ударит, то не критично. Человек, которому семьдесят пять тысяч за лицензионный компакт – это дорого, все равно его не купит. А если у него будет возможность купить «левый» компакт за двадцать, то почему бы и нет?

– Ладно, можно, наверно, попробовать.

После обеда пришел «Мистер Кул», семнадцатилетний рэпер. Мы с ним, Антоном и Женей сели в переговорной.

– Мы посмотрели видео, – сказал Женя. – Поэтому и пригласили тебя. Обычно все приносят демо-записи, а видео – крайне редко. Да, это – любительское видео. Но оно показывает тебя, показывает, как ты читаешь рэп. Нам предварительно интересно.

Рэпер слушал, самодовольно кивая головой, потом спросил:

– Ну, вы готовы предложить мне контракт?

– Пока нет, – сказал Антон.

– А что надо, чтобы вы предложили мне контракт? Могу кому-нибудь отсосать. Или полизать. – Он посмотрел на меня, тупо заулыбался. – Это была шутка.

– У тебя есть еще материал? – спросил Антон. – Кроме этой песни, которая на видео?

– Это не песня. Это трек. В рэпе песен не бывает.

– Не принципиально. Есть еще материал?

– Три трека. Но тот, что на видео – самый лучший.

– Запиши демо. Хоть на диктофон. Как ты читаешь, нам понятно. Но надо еще понять, как ты сочиняешь.

– Ну, запишу, не проблема. А когда вам это нужно?

– Как запишешь.

– Оки-доки.

Я пошла проводить его к выходу. По коридору навстречу прошли два бандита – те, что неделю назад приезжали на черном «бумере».

У дверей рэпер сказал:

– Я правда охуенно лижу. Ты не представляешь, как я охуенно лижу. Все девки любят, когда им лижут. Но пацаны обычно это делать не хотят. Потому что, если ты попал на зону – тебя сразу опустят за то, что ты лизал. А я не боюсь, мне по хуй. Я, если сяду, сразу вскрою себе вены. Жить на зоне я не собираюсь.