Душан Калич - Современная югославская повесть. 70-е годы

Но смерть смерти рознь. В повестях «Рот, полный земли» сербского прозаика и сценариста Бранимира Щепановича (р. в 1937 г.) и «Terminus» словенской писательницы Нады Крайгер (р. в 1911 г.) смерть героя в центре внимания. У Щепановича — повесть-притча, аллегорическая картина, символическое исследование проблемы выбора: ведь жизнь и смерть — это еще и воля жить или умереть. Другого рода проблема — в повести Нады Крайгер. Умирает прекрасный человек, врач-фтизиатр, личность, поразительно сосредоточенная на работе, отданная своему делу как долгу, который и не ощущается как долг, а принят решительно, без колебаний — как императив личности, для которой нет жизни вне борьбы за жизнь других людей. Выбор для героя повести Н. Крайгер — это лишь предпочтение большой работы менее масштабной, предпочтение огромной ответственности меньшей ответственности, выбор максимума в его споре с минимумом, какими бы масками этот минимум ни прикрывался.

Герой Щепановича бежит от людей, узнав о своей смертельной болезни. Но случайные свидетели его бегства, повинуясь поначалу безотчетному чувству помочь человеку или по крайней мере объяснить беглецу, что они не хотят ему зла, бросаются вдогонку. По пути к ним присоединяются другие люди (пастух, которому кажется, что бегущий человек украл у него некогда что-то, лесник, тоже перенесший на беглеца свои счеты и заботы, отдыхающие — из чувства солидарности с догоняющими и для развлечения и т. д.). Постепенно картина погони приобретает все более мрачный колорит, в преследующих пробуждаются инстинкты, забытые комплексы обиды, опасения оказаться обманутыми, осмеянными, оскорбленными в лучших чувствах… Бег человека от погони других людей начинает восприниматься как страшная, тотальная угроза, лишающая его возможности даже умереть так, как ему хочется… Но философия повести глубже: вопреки кажущейся безвыходности, затравленности бегущего — именно желание воли, свободы придает ему силы, которых вроде бы уже и не было. Исчерпанность жизни оказалась мнимой. В борьбе с обстоятельствами рождается второе дыхание жизни. Рождается даже некое ощущение счастья. Ведь силы, вернувшиеся к смертельно больному, рождают желание бороться со смертью всерьез, доказать, что от человека тоже что-то зависит…

Может быть, в этом и коренится общее между такими непохожими произведениями, как повести Крайгер и Щепановича. Герой «Terminus» — светило, талант, которому нет цены, — меньше всего думает о своем даре, отдавая себя окружающим. Герой Щепановича весь во власти отчуждения, оно гонит его от общества, заставляет забиться в нору и умереть, как умирают не люди, а животные. Одному. Только бы не на глазах других особей. Это в них — героях повестей — разное. Но, повторяю, воля к жизни, пробуждающаяся в момент решительной опасности, упрямство борьбы с небытием — в этом и Крайгер и Щепанович едины. Бегущий человек поначалу выбрал смерть просто потому, что она «выбрала» его; нужно, чтобы насилие других людей над ним, его волей пробудило волю к сопротивлению этому насилию. Но в сопротивлении насилию других людей и проявилась та воля к жизни, которая опровергла самое смерть. Вот почему в финале герой Щепановича лежит на вершине скалы с улыбкой, а тело его засыпает цветочная пыльца. Он в единении с природой торжествует свою победу над обстоятельствами внешними и покоряется лишь высшей судьбе — смерти, победившей его в честной борьбе. Он не сдался, а был побежден. В бою, в котором он бился до конца.

«Terminus» — в самом названии этом («срок», или, по мифологии древних, «бог границ», «межевой знак») таится намек на отпущенное человеку для жизни его пространство действия. В пределах этого пространства человек может успеть многое, а может и не заполнить его делами. Герой Н. Крайгер, кажется, сумел растянуть и расширить границы до бесконечности: так много он успел сделать добрых дел. Повесть — хроника любящего человека, который восстанавливает в памяти эту жизнь, эту борьбу с роком по крупицам, по ассоциациям, по годам, которые тасуются в нервном ритме воспоминаний (если можно назвать словом обращенное в прошлое, ежесекундное присутствие человека в твоей душе, в твоем сознании…).

Весь мир вобрала в себя деятельность героя. Разные материки, разные эпохи, разные расы, рассветы и закаты, горы и пустыни — все роскошное многоликое дыхание жизни, кажется, вместил этот человек, а с ним и другой человек — его друг, не тень, а свидетель, сам действующий, комментирующий чужую (чужую? — свою! вторую!) жизнь по закону, которому служил и Он, — закону самозабвения, отдачи другому, а через него — другим! Трудно понять эту диалектику только умом. Это диалектика сердца. Когда любимый человек живет в тебе как общее дело и общее с тобой присутствие там, где он (ты) находитесь каждый час, каждую минуту… Отдельно и вместе.

Не раз и не два автор опровергнет мнение, что здоровье человеческое — в руках врачей. Крайгер знает, что личность, ее дух, ее воля — главное. Болезнь — неразгаданная данность. Натура может диктовать и может покоряться. И это не сугубо «медицинская» проблема. Герой «Terminus», по словам рассказчика, больше всего любил свою землю. Родину. И отдать ей все, что он мог, может отдать, было движущей силой его жизненной воли.

Выбор для героев этой книги определяла судьба родины.

Те, кто сложил свои головы за ее свободу, и те, кому «выпало жить», — сделали выбор.

Те, кто предал себя и родину, — сделали выбор.

Те, кто встал против судьбы и смерти, борясь до конца, делясь с людьми всем дорогим, — сделали выбор.

Об этом югославская проза 70-х годов.

В этом томе собраны произведения нескольких представителей многонациональной литературы — сербской, хорватской, словенской, македонской. Это в полном смысле слова «текущая» литература. И разумеется, по произведениям включенных в книгу авторов нельзя судить о достижениях всей современной прозы Югославии. Но и у авторов, которым предоставлено слово на этих страницах, разные подходы к материалу жизни, к слову, словесной краске.

Лепка образа у Мирко Божича определена крепким, народным, «поговорочным» словом, и в этом сила и яркость его письма. Он любит парадоксальные столкновения противоположных черт в одном характере, неожиданные проявления страстей человеческих.

Слово Бранимира Щепановича подчинено стилю напряженного, притчеобразного повествования, где роль абстрактных, символически окрашенных понятий превалирует над конкретным описанием, жизненно достоверной ситуацией.

Душан Калич любит сильные, экспрессивные средства, метафоры его как бы перешли грань поэзии и задержались в прозе. Образ Калича может быть порой избыточным, теряющим очертания реальности, чуть-чуть театральным.