Ульяна Меньшикова - Обо всём

Тут сосед прибежал, он видел всё, заколол бычка, чтоб не пропал…

Ну а потом всё как-то наладилось. Давай, Гуля, полоть по холодку, пока нас мухи не сожрали.

Покровский собор, где я девочкой пела на клиросе, расположен в старой части Барнаула, где до сих пор сохранился частный сектор. Не знаю как сейчас, а тогда люди совершенно спокойно держали во дворах птицу, кроликов и даже разводили свиней. Кто для себя, а кто и на продажу.

На клиросе пела тётя Аня, которая жила с размахом и имела в своём хозяйстве и кур, и гусей, и кролей, и свинок. В свободное от животноводства время пела в церкви и вообще вела жизнь очень благочестивую. Без благословения — ни шагу. Пришло время рассаду высаживать — бежит со всех ног в храм: «Батюшка, благословите баклажаны посадить, вы в прошлый раз благословляли, такие уродились, с трёхлитровую банку!» В общем, благодаря благословениям этим у Анны все цвело, колосилось и на базаре продавалось с божественным великолепием.

Ловит как-то Анна в церковном дворе отца Михаила (редкой души и редкого чувства юмора батюшка, печная ему память) и чуть ли не в ноги ему — бах!

— Батюшка, благослови поросенка купить!

Посмотрел на неё отец Михаил, помолчал.

— А тебе его без моего благословения не продают, что ли?

— Да продают, но я уж наверняка, чтоб не больной, чтоб хороший достался. Вы ж, отец Михаил, молитвенник такой, все акафисты наизусть знаете, по вашему благословению мне точно хорошего продадут!

— Ну покупай, коль он тебе нужен…

Через пару недель.

— Батюшка, поросёнок мой, вами благословлённый заболел, благословите к ветеринару!

— Иди к ветеринару.

— Батюшка, благословите поросёнку прививки сделать!

— Делай (знает, что не отвяжется от него Анна).

— Батюшка! Благословите поросёнка кастрировать!

Посмотрел батюшка на рабу Божию Анну поверх очков. Со значением посмотрел. Глаза рукой прикрыл, головой покачал и молвил:

— Так, Анна, давай-ка уже на службу с ним приходи, со свином своим. Литургию споёте, а потом он уже пусть ко мне сам за благословением на такое судьбоносное дело подходит. Борька твой мне уже как крестник, не могу я заочно такие вещи благословлять, хоть он и скот бессмысленный. Только по личной просьбе. Жду.

На клиросе Анна не появлялась недели три. Обиделась. Ну а потом опять всё по новой.

Я страшно сердилась на бабушку, когда она при мне произносила эту фразу. А произносила она её, только если с кем-то случалась беда. И для меня, которая каждый вечер засыпала под её рассказы о прекрасном месте под названием «рай», где жил Всемилостивый и любящий всех Господь со своей самой лучшей, превыше всех херувим и серафим Мамой, было совершенно непонятно, как так случается, что посещает Господь наших родственников и знакомых не с подарками и райскими цветами, а с болезнями, смертями и тому подобными «гостинцами».

— Баба, да как так? Он же не злой! Ты сама говорила!

Бабушка вздыхала, гладила по голове и отвечала, что так устроен человек, что в радости он про Бога не вспоминает. А в горе — обязательно. Вырастешь, мол, поймёшь.

Я выросла и поняла. А ещё и увидела, трудясь в храме, что на самом деле людей, прибежавших в церковь «весёлыми ногами» и раздающих радостную милостыню, — единицы. За два десятка лет я видела троих. А большинство идут в дом Божий, когда плохо. Или совсем плохо. Зачастую с последней надеждой. И причин сотни — болезни, одиночество, несправедливость, сума, тюрьма, муж пьёт или гуляет, убили, разбился, онкология, покалечили… Можно перечислять бесконечно…

Знаю и тех, кто ни в Бога, ни в чёрта, ни в эволюцию, ни в технический прогресс не веровавши, приходят и просят у Бога за детей, за родителей, за себя… Потому что «посетил Господь». Если вы думаете, что это проповедь для вербовки адептов — это совсем не так. Я просто хочу сказать, что сейчас очень-очень сложное время для многих. И даже те, на кого и не подумаешь, просят вместе с ними помолиться в тяжёлую минуту. И есть ситуации, когда отмахнуться нельзя. Нельзя и всё. Тогда я пишу друзьям просьбу о молитвенной помощи. И пусть это не раздражает тех, у кого всё хорошо, и тех, кто просто не может поверить, что чужой ему человек, живущий за несколько тысяч километров, возьмёт и прочтёт молитву за кого-то. А люди молятся и ещё как. Никто никого не принуждает. Просто пройдите мимо и всё. Потому что… Слава Богу, что не вы просите о помощи сейчас. Дай Бог, чтобы и не пришлось.

Дело было в начале 90-х.

Хоронили-отпевали мы одного очень «сурьёзного» дяденьку. Кто-то его по злодейскому умыслу коварно убил. Друзья-товарищи, в простонародье именуемые «бандой», решили похоронить другана своего любезного по высшему разряду. Отпевательная бригада была экстренно созвана в количестве 16 человек. Духовиков тоже вниманием не обошли — пригласили.

Насторожилась я, уже только зайдя в церковный двор, посреди которого стоял грузовик, в кузове которого красовалась огромная скульптура из чёрного гранита. «Мушшина» во весь рост с пистолетом и мобилой. Уж не знаю, каким паяльником стращали скульптора, но за три дня отгрохать такой памятник — это, скажу я вам, не баран чихнул. Хотя, может, выбрали уже из готовых, да не востребованных. Стиль тогда был общий. Дорого-богато-по-валютному. Может, скульптор только черты лица поправил чуток и всё, не ведаю. Но сама конструкция была не просто впечатляющей — она была устрашающей. Видимо поэтому её и не замотали полиэтиленом, как положено при транспортировке памятников. Чтобы злобные конкуренты-убивцы понимали, что с серьёзными людьми дело имеют, а не с какими-то там подзаборниками.

Спели мы на славу, рыдали все, включая духовиков. Последнюю слезу выжимали при помощи вечной памяти на музыку Моцарта (сворованную из дорогой нашему сердцу «Лакримоза»). Потом все выдвинулись в сторону кладбища. Длиннющая кавалькада из авто и автобусов. Мы с духовиками, тесно. На кладбище тоже всё чин-чинарём. Не забудем, не простим и т. д. Мы с тромбонами и тубой каноном в перерывах. Во время прощания грянули чуть не сводным оркестром. В общем, не похороны, а загляденье.

Тут подходит ко мне какой-то мужик в чёрной коже до земли и сообщает, что мы всем составом, включая и несчастный коллектив духовиков, едем на поминки в ресторан. Гонорар отдадут там (понимали, что мы можем свалить по-тихому). Но надо сказать, что мы все обрадовались этому предложению (неосмотрительно), ибо времена были голодные, а судя по памятнику, который возили в кузове во главе процессии, стол обещал быть шикарным.

Я робко призвала участников хора не пить за столом, наивная. Мол, надо держать лицо и все остальные части организма. Духовики злобно заржали. Их руководитель до такого не опустился. Мои певчие гоже на меня посмотрели с укоризной. Батюшка, а он братву эту блатную долго окормлял, сказал, что слова мои, конечно, правильные, но в этой компании неуместные. Поехали мы обратно, уже без памятника и заметно веселей.