Лариса Бау - Памяти Лизы Х

Осенью она работала уже в новом отделении общей хирургии. Ходжаевы осторожно поздравили, очень боялись, что она попросится на фронт. Но Лиза и сама не хотела, ей было страшно оставлять их, уже пожилых. У Ходжаева прихватывало сердце, Эльвирина нервность становилась все тяжелее, валерианка не помогала. У нее стали дрожать руки, подергивалась голова, она подолгу плакала. Врачи разводили руками: что вы хотите, война. Пустырник, опять валерианка, снотворное.

В отделении хирургии ее приняли радостно и торопливо, сразу в тот же день пришлось ехать на вокзал, принимать санитарный поезд. Поезда приходили два раза в день, и Лизино дежурство начиналось на перроне с приема раненых.

К вокзалу стягивались подводы на лошадях, грузовики, санитарные кареты. Поезда приходили на первую платформу, сначала пускали крытую повозку — собрать умерших по дороге, потом выгружали живых. Лиза бегло осматривала, слушала сопровождающего врача. Записывала номер отделения на бумажку, прикрепляла прищепкой к носилкам. В конце состава были общие вагоны для беженцев. Их держали закрытыми в оцеплении красноармейцев, пока выгружали раненых.

Сначала она побаивалась всего военного. Она ожидала слаженную дисциплинированную машину: прием, починка, отправка, где нет места малейшей оплошности, где сразу следовало наказание. Но военный госпиталь удивлял ее: шум, суета, топанье сапог, растерянность. Ей даже нравилась безалаберность, странно радовала, давала взрослое чувство уверенности.

Вскоре она начала оперировать сама. Пока простое: ногу-руку отпилить, кожу подрезать, культю зашить.

Как пригодилось ей, что от ужаса замирала. Не бежала, не кричала, замирала. И тут: замерла на секунду, взяла пилу, примерилась, и твердой рукой.

Раненые стали поступать к зиме беспрерывным потоком. Она уже чувствовала себя своей в отделении, на собраниях вертела головой, смотрела по сторонам, знакомилась с людьми. Военврачи ходили в форме, отдавали честь друг другу, встречаясь в коридоре. Штатские держались посвободнее, пили остывший чай, шутили.

Странное ощущение свободы вдруг возникло в связи с войной. Как будто каждый осознал свою цель в машине бытия, свое место, свое значение. Даже страх доноса, обвинения, ареста, бессловесный страх, казалось, оставил людей, сменился чувством братства в единой цели.

Через два года войны завхирургией был назначен молодой веселый врач Илья Фридман. Ходил стремительно, смешно сжав кулаки перед собой, как будто собрался драться. С женщинами был старорежимно галантен, открывал им двери, пропускал вперед. Слушал, слегка наклонив голову, смешно тыкал в потолок указательным пальцем, когда возражал.

Лиза давно замечала его, но познакомиться не удавалось. Он был из высшей когорты — нейрохирургия, у Лизы еще не было диплома, и попасть к нему было невозможно. Но теперь, когда после двух лет войны, на него взвалили всю хирургию, у Лизы появился шанс.

Видя, что Лиза давно засматривается на него, пожилая медстестра намекнула:

— Все через него прошли. Любвеобильный у нас доктор. И тебе рекомендую. Девочка взрослая, а все одна. Или не одна?

— Одна, — вздохнула Лиза и засмеялась, — внемлю вашему совету.

Лиза решительно подошла к нему сама: можно, я у вас операции посмотрю?

— Конечно, Лиза, да? Ходжаева, кажется? Новенькая? Вы таджичка? Даже не спрашивайте всегда можно, и посмотреть, и любые вопросы задать. Сейчас надо быстро учиться.

— Спасибо, я советская. Это включает таджичку?

— В какой-то мере все советские, это защищает.

— Я не очень новенькая, ампутации делаю сама.

В операционной Илья был другим. Отрывистые приказы, ни одного лишнего слова, движения быстрые, точные. Четыре операции подряд.

Когда закончил, улыбнулся и шутливо поклонился: всем спасибо.

Вышел в сад покурить, разлегся на скамейке. Лиза нерешительно постояла в дверях, боялась побеспокоить.

Но Илья увидел ее: Лиза Ходжаева? Ну как?

— Я не хочу вам мешать, вы устали.

— Нет, еще не устал.

Лиза стала восхищаться точностью его рук.

— Есть хорошее упражнение: ножик метать. Играли в ножички в детстве? Нет? То есть вы не местная, хоть и фамилия таджикская.

— Нет, я выросла в России.

Илья вынул из кармана маленький перочинный ножик, раскладной, с перламутровой ручкой.

— Пойдемте, покажу.

Возде колонки была сырая глинистая земля. Растоптал глину, на плоском месте нарисовал круг.

— Показываю. Задача — отрезать себе побольше — втыкаем, по направлению лезвия отрезаем сегмент. Отрезать точно, параллельными линиями. Узкими полосками, под прямым углом. С большого расстояния попадать в то же место, втыкать сильно, или до половины. Разные цели ставьте себе. Сначала глубоко. Попробуйте.

У нее сразу получилось, нож воткнулся по самую рукоятку.

— О как! А где в России вы росли, если про ножички не знаете? В Москве, да? По-московски разговариваете.

— Да, — вдруг выпалила она, забывшись — но это не важно.

— Конечно, не важно, — Илья метал ножик быстро, ровно, — теперь вы попадите в мои полоски. Ровно, в том же направлении.

Лиза старалась. Получалось неплохо.

— Хорошие руки у вас, шить умеете, в смысле руками?

— Не очень. Штопать носки умею, хорошо.

— Вот тренируйтесь. Шить помогает. Еще линии проводить карандашом, держа его за кончик. Мелкие детальные рисунки копировать. На фортепиано играть.

— Я играю. Можно спросить, доктор, вы откуда приехали?

— Отсюда. Я здесь родился. Мой отец гражданский инженер, строил тут, еще при царе моя семья сюда приехала. Мама из Прибалтики. Мне здесь нравится. Тепло, сытно вполне, и город большой. Горы люблю.

— Горы красивые, — поддержала разговор Лиза.

— Вы бывали в горах?

— Ездила в кишлак по горной дороге в долину.

— Война кончится, съездим еще.

— Когда кончится?

— Когда? Вроде наступление планируют к весне, и союзники помогают. Два года немцы вглубь шли, теперь два года назад пойдут.

— То есть через два года? — Лиза поразилась его беспечной уверенности.

— Ну ладно, еще годок прибавим, чтоб не обманываться зря.

— То есть вы мне обещаете через три года война кончится и можно будет погулять в горах?

Илья удивился: как настойчива девочка, смотрит уверенно, улыбается.

— Обещаете, да?

— Обещаю, торжественно клянусь перед лицом Ленина на стене в ординаторской, если останемся в живых, через три года погулять с вами в горах!

— Я запомню! И никаких если. Мы останемся в живых.

Вот так надо кокетничать, да, Лиза была довольна собой. Дома она потренируется в ножички и шить. Как доктор научил.

Она почувствовала, что доктор Фридман обратил на нее внимание. Старалась попадаться ему на глаза. Раз в день полагалась политинформация, старалась сесть недалеко, на виду, или рядом. Встречались в больничном саду. Иной раз по детски веселились, играли в ножички.