Ын Хигён - Тайна и ложь

С тех пор прошло более двадцати лет, и Ёну вспомнил Сунгым благодаря звонку от сыщика Л. Разговор Л. сразу начал вызывающим тоном, сказал, что ему, занятому расследованием серьезного дела, было совсем не до проблем с домом.

— Так или иначе, что-то я до режиссера Чона в эти дни не могу дозвониться.

Ёну не ответил на этот вопрос, и голос Л. постепенно становился все выше.

— Я сказал ему откровенно, что цену на дом снижать не собираюсь, придравшись к чему-нибудь. Сказал и то, что выполняю волю покойного отца, а он даже на звонок не отвечает. Или, грубо говоря, он хочет продать дом этой кухарке, отказав первому владельцу, — так, что ли? А эта женщина, я смотрю, упряма как осел. Ладно, пусть она жила долго в этом доме, но с чего это ей захотелось хозяйничать в нем? Конечно, такие, как я, из чужих мест, точно не знают, но ходят слухи, что сейчас в этом районе те, кто приходятся родственниками семье Чхве, все головы приподняли, гордыми стали. Вот поэтому я говорю, что дом надо продать мне, без всяких там сплетен, чтоб чисто все было, — так нет, никак не хочет уразуметь. Передай режиссеру Чону: если он так будет себя вести, то ничего хорошего не выйдет.

Ёну не стал дальше слушать и положил трубку. Через несколько секунд телефон снова громко зазвонил, но каждый раз Ёну поднимал и тут же опускал трубку, и после четвертого или пятого раза звонки прекратились.

Лишь после работы, сев ужинать, Ёну из всех кухарок вспомнил имя Сунгым. Одно время мать при каждой ссоре с отцом напоминала ему о Сунгым, поэтому легко вспомнился и тот факт, что она доводится дальней родственницей семье Чхве. Возможно, Л. знает уже и имя Сунгым. Несомненно, сыщик хотел надавить на Ёнчжуна, исподволь намекая на прошлое, которое невозможно проверить. Он как будто расставлял коварные ловушки. Чем больше Ёну думал, тем неприятней ему становилась хитрость Л.

Ёну посмотрел на календарь. В следующем месяце можно взять отгул на пару дней. Конечно, ему не хотелось указывать старшему брату. В детстве на площадке перед классом, где проходил урок счета, Ёну получил удар кулаком от Чхве Ыгиля, и из носа потекла кровь. Он не был точно уверен, что Ёнчжун на его стороне, но, несмотря на это, поступил именно так, потому что не мог пройти мимо несправедливого дела, устроенного другими против брата. И что же Ёну получил за это? Вынесение обидного решения о своем бесполезном геройстве, упреки по поводу испорченной футболки и полное игнорирование его Ёнчжуном. Но и сейчас, случись похожее дело, ему останется действовать так же, как действовал тогдашний маленький мальчик.

Поужинав, Ёну вышел на темную веранду и закурил. Прислонившись к алюминиевой раме, он поглядывал вниз на пожарные машины. Как всегда, они были поставлены в ряд на свои места. Бывают случаи, когда человек ничего не делает, но при этом полностью выполняет работу. От сигареты Ёну, зажатой между пальцев, на пол полетел горящий пепел, разбиваясь на мельчайшие искорки. Вечерний воздух нежно касался щек. Какой смысл в том, что ты всегда находишься в одном месте? Может ли смысл жизни человека быть только в том, чтобы не покидать это пространство? И такое может быть. Назови это место рядом с любимым человеком или семьей, или даже тюрьмой. Как бы то ни было, для того, кто старается топтаться на одном месте, время течет слишком медленно. Так думал Ёну. В этом городе, выстроенном по стандартам и управляемом из одного центра, так и не наступила неожиданная ночь, когда пожарные машины помчались бы вперед, громко сигналя о тревоге.

— Садись, — говорит отец.

В комнате темно, и ничего не видно, поэтому Ёнчжун делает шаг в сторону, откуда раздался голос. Появляются смутные очертания отца, он сидит на низкой табуретке и завязывает тесемки внизу на брюках.

— Вы куда-то собрались?

— Нужно сходить в дом старшего брата на поминки.

Отец поднимается и надевает халат.

— А ты будь дома.

— Почему?

— Я иду с другим человеком.

Отец открывает дверь и выходит из комнаты. Ёнчжун следует за ним и хватает его за рукав.

— Отец, мне надо кое о чем спросить у вас.

Отец проходит по террасе, спускается по ступеням и уже выходит в ворота.

— Отец!

Ёнчжун зовет его, но он уже исчезает за воротами, и длинные тесемки его одежды резко летят за ним.

— Отец, мне надо кое о чем спросить у вас!

На каменных ступенях террасы нет ничего, и Ёнчжун, не находя свою обувь, лишь нервно топчется на краю деревянного настила.

В молодые годы отец на стройку всегда надевал куртку, но с возрастом стал ходить в европейском костюме. В национальной одежде появлялся редко. В памяти Ёнчжуна так было лишь в детстве на праздниках в поселке и на дедушкиных похоронах. Во сне та комната с напольными подушками и письменным столом была не маленькой комнатой в отцовском доме, а напоминала дедушкину гостиную. И то, что Ёнчжун без стеснения схватил отца за рукав, не соответствовало яви. Только лицо и голос отца были настолько близки и реальны, что, казалось, отец точно ответил бы на вопрос сына, если бы тот еще немного удерживал его.

Ёнчжун заснул, приняв лекарство от простуды, и, очевидно, хорошо пропотел. Он так и остался лежать на мокрой постели, равнодушно глядя в окно без занавесок. Теперь уже известно, кто такая Чон Мёнсон, и кто такая женщина, родившая отцу дочь. Почему отец выбрал именно эту женщину, он не хотел спрашивать. Почему отец велел во что бы то ни стало продать этот дом и вырученные от продажи деньги отдать Чон Мёнсон, с которой не было никакой связи, почему он возложил это дело на сыновей и сделал это так, чтобы раскрылась тайна, хранимая им всю жизнь? Об этом не стоило и спрашивать. Чем глубже человек проникает в истину, тем больше омерзительного обнаруживает. Если это так, то о чем с такой настойчивостью он хотел спросить? Может быть, ему хотелось узнать, с кем отец собирался пойти на поминки, оставив его, Ёнчжуна, дома?

Привыкая к предрассветному небу, которое незаметно начало проясняться, Ёнчжун медленно приходил в себя после сна. Приподнявшись, он потянулся за пачкой сигарет, лежавшей в изголовье, но рука застыла в воздухе. На ладони осталось пережитое во сне ощущение от прикосновения к холодной руке отца. Ёнчжун до сих пор думал, что у него нет ничего, о чем он хотел бы спросить отца. После похорон матери они не встречались, поэтому он не мог даже знать, как выглядел отец последние два года жизни. Но он не был рядом с отцом в его предсмертные часы, и это, возможно, означало, что он не смог навсегда расстаться с ним. Время расставания — миг, и дважды не дается. Как бы горячо не стремилась душа Ёнчжуна хотя бы на мгновенье удержать отца и произнести хотя бы одно слово, невозможно еще раз открыть окончательно закрывшуюся дверь времени. Сейчас уже нельзя сказать отцу никаких слов, будь то оправдание или осуждение, и из-за того, что сейчас уже ничего нельзя изменить или вернуть, Ёнчжун настолько реально ощутил разрыв с отцом, что даже задрожал, и это чувство, как боль, сдавило грудь.