Ирма Грушевицкая - Вызов (дилогия)

Эбби крепко спала, и, как я и ожидала, была полностью раскрыта. Я обожала эту её привычку, оставшуюся с младенчества, спать на животе с согнутыми ногами и оттопыренной кверху попой. Макс в её возрасте тоже любил так спать, но как-то незаметно для меня перестал, больше предпочитая позу на боку, подперев щёку рукой. Эбби пока доставляла мне это удовольствие: я могла подойти к ней, спящей, и, нагнувшись, поцеловать кругленькую попку, обтянутую розовой поросячьей пижамой.

Вот и сейчас я не удержалась и, прежде чем натянуть на дочь сброшенное на пол одеяло, тихонько чмокнула её прямо в нарисованный маленький хвостик.

Спустившись вниз, я бросила взгляд в зеркало перед лестницей. Ну и пугало! Волосы растрепались, тушь потекла, вырез джемпера сбился набок, явив миру чёрную бретельку бюстгальтера. Я принялась приводить себя в порядок, одновременно прислушиваясь к голосам, доносящимся из кухни.

— Нет, Кимберли, это моя вина. Я должен был всё предусмотреть. Должен был хорошо подумать, прежде чем что-то делать, но… — голос Дилана стал тише, и я непроизвольно сделала шаг в сторону, напрягая слух. — Если бы она отказала, я… Я не знаю, я…

— А если бы она и вправду отказала? Что бы вы сделали тогда?

Голос Ким был тихим, но требовательным. Я отчётливо представила, как она буравит Дилана тёмными глазами в ожидании ответа.

"Милый, я не знаю, о чём вы, но что-то подсказывает мне, что вам обоим нужен этот разговор. Прошу тебя, будь честным. Ким мне как сестра. Она любит меня и детей, и обязательно полюбит тебя. Нет, она уже любит тебя, потому что тебя люблю я. Но ей нелегко, любовь моя…"

Сосредоточившись на этой мысли, я едва расслышала ответ Дилана.

— Не знаю, что бы делал потом, но сначала я… Я бы не смог с этим жить.

— Потом с этим не смогла бы жить она, и дети остались бы сиротами.

Ким невесело рассмеялась. Когда после она заговорила, я едва могла разобрать её речь: Ким почти тараторила, будто торопилась рассказать Дилану нечто важное, не предназначенное для чужих — в данном случае, моих — ушей.

— Вы должны понять: она не совсем обычная — наша Лив. Она с детства воспитала в себе огромное чувство ответственности. И не за себя — это само собой, а за всех нас — родных, друзей, родителей. Даже в школу сама записываться ходила, представляете? Генри бы вечно занят на службе, а Хлоя… Хлоя просто об этом не вспомнила. Лив с первого класса готовила себе завтраки, и, как вы понимаете, это были не шоколадные батончики. Она привыкла к ответственности, и мы знали, что на неё всегда можно положиться. Да, она выглядит слабой, но никогда не была ею. Мой брат любил её, но, да покарает меня Господь, если он не был счастливым сукиным сыном, купавшимся в этой любви. Эта любовь была скорее сестринская, если не сказать больше. Лив потакала Майклу, хотя казалось, будто они были на равных. Нет — в их семье мужиком была она. И почти никто об этом не догадывался. Когда Майк погиб, я думала, что именно этот стержень удержит её, придаст силы пережить трагедию. Но я ошибалась. Мы все ошибались.

Ким замолчала, а я так и застыла на месте, держа в волосах расчёску.

Что она говорит? Зачем она это говорит? Дилану совершенно не нужно знать, как я жила с Майклом. Это не имеет никакого значения в той ситуации, что мы сейчас переживаем. Но какая-то не совсем честная часть меня жаждала услышать её слова; понять, почему она говорит их именно сейчас.

Затаившись, я стояла в коридоре и внимательно вслушивалась в то, что происходит на кухне.

— Она тогда сломалась. Мы старались её поддержать: говорили, что надо быть сильной, взывали к ответственности перед детьми. Теперь-то я знаю, что надлом произошел раньше. В момент вашей встречи. Она рассказала мне всё.

— Осуждайте меня, Кимберли, но только не её.

От убеждённости, прозвучавшей в этих словах, произнесённых тихим, но твёрдым голосом, у меня сжалось сердце.

— Нет, — немедленно запротестовала Ким. — Я не в праве кого-либо осуждать. Хотя бы потому, что ничего подобного в моей жизни не было. А если бы даже и случилось, не стану кривить душой — вряд ли я поступила бы иначе. Это касается только вас, Оливии, ну и моего брата. Хотя… — Она на мгновение задумалась. — Нет, вряд ли это касалось Майкла.

— Спасибо, что понимаете нас.

— Это вам спасибо, что сделали из неё настоящую женщину. — Вот уж не думала, что до этого момента Ким не считала меня таковой! — Только с вами Лив стала слабой. Она так долго сопротивлялась, так привыкла к тому, что все видят в ней принципиальную, гордую Оливию, что, проявив однажды слабость, растерялась. Она честно пыталась забыться, хотя ей было тяжело тогда — сразу по возвращению. Я хорошо это помню: она выглядела растерянной, хотя делала вид, что всё в порядке. Если бы Майк не погиб, думаю, со временем всё бы наладилось.

— А дочь? — прервал Ким Дилан. — Вы думаете, она бы смогла скрывать её происхождение от мужа?

— Думаю, могла бы. Майклу никогда бы в голову не пришло, что он не имеет отношения к рождению Эбби.

— Он любил Лив?

— Любил. И я не солгу, если скажу, что и она его любила. Возможно, этой любви им хватило бы до конца жизни. Но случились вы, и всё изменилось. Не смотрите на меня так, я же права.! Я говорю, что не осуждаю вас, потому что не знаю, кто у кого случился: вы у Лив или Лив у вас. Думаю, свою адскую сковородку вы уже спалили. Как и она.

Ким замолчала, а я ощутила, как по щекам снова бегут слёзы.

— Позвольте ей быть слабой, Дилан. Любите её. Не требуйте от неё больше, чем она может дать. Хотя мне кажется, что для неё сейчас нет предела в любви. Мы здесь справимся, а вы забирайте и увозите их. Но я хочу сразу предупредить: с Максом будет нелегко. Сейчас он очарован вами, я знаю. Всё может измениться, когда он узнает, что вы посягнули на его территорию. Вам надо очень постараться сделать из парня слабого мальчишку, как из Лив — слабую женщину. Эти двое больше не могут быть сильными. На это им уже сил не хватит.

Всхлипнув на последних словах, я выдала своё присутствие.

Через несколько мгновений сильные руки заключили меня в объятия, и я заплакала на груди у Дилана, дивясь тому, какой эффект произвела на меня маленькая речь Ким.

Перед глазами мелькали картинки из жизни.

Вот я — семилетняя — глажу себе тёмно-синюю школьную юбку, пока мама болтает по телефону. "Аккуратно, Ливи. Ты неправильно загладила складку".

Вот я ставлю её перед фактом, что возвращаюсь к отцу, и мама всерьёз говорит, что без меня пропадёт. Я успокаиваю её и показываю Тиму, где лежат таблетки для посудомоечной машины.

Вот я заполняю папин холодильник, в морозильнике которого лежат просроченные упаковки с замороженной пиццей.

Вот разбираю кучу носков Майка и выбрасываю пять штук непарных.