Владимир Сорокин - Ледяная трилогия

— Мисс, не соблаговолите ли вы разделить со мной сию скромную трапезу? — раздался рядом старческий голос со странным акцентом.

Ольга опустила глаза и увидела старика, в одиночестве сидящего за столом. Все столы здесь были двухместные, большинство их сдвигалось вместе, образуя национальные компании. Одиночек практически не оставалось. Этого старика она раньше не замечала.

— Поверьте, я не смею настаивать. Если у вас есть другие предпочтения, смело следуйте им. Но я был бы чрезвычайно тронут даже вашим кратковременным присутствием за этим убогим столом.

Он говорил на идеальном и ужасно старомодном английском. Но акцент свидетельствовал, что старик не был англичанином. Ольга поставила поднос на его стол и села напротив.

— Прекрасно. Благодарю вас. — Дрожащей рукой старик поднес к своим узким бесцветным губам салфетку, вытер их, привстал. — Позвольте представиться — Эрнст Вольф.

— Ольга Дробот. — Она протянула ему руку над едой.

Старик коснулся губами ее руки. Плешивая голова его подрагивала.

— Изменила нам с немчурой! — язвительно засмеялись за русским столом.

— Вы немец? — спросила Ольга.

— Да.

— Почему вы не сидите за немецким столом? Ваших здесь так много…

— Две причины, любезная мисс Дробот. Во-первых, за пятьдесят восемь лет заключения я понял, что одиночество — это дар свыше. Во-вторых, с моими нынешними соотечественниками мне просто не о чем говорить. Общих тем нет.

— Думаете, со мной они появятся? — Ольга преломила булочку.

— Вы мне напомнили одну женщину. Очень дорогую мне. Давным-давно.

— И только поэтому вы… — Ольга стала накалывать вилкой кусочек рыбы, но вдруг осознала, что́ он сказал ей. — Как?! Пятьдесят восемь лет? Вы здесь пятьдесят восемь лет?

— Ну, не здесь, — улыбнулся он, обнажая старые вставные челюсти. — А вообще у них. У братьев Света.

Вилка выскользнула из руки Ольги:

— Пятьдесят восемь?!

— Пятьдесят восемь, любезная мисс Дробот.

Она смотрела на него. Лицо старика было спокойным и отрешенным. Бледно-голубые глаза смотрели внимательно. Белки вокруг них были с сильной желтизной. Судя по правильным чертам его морщинистого, нездорово желтого, покрытого частыми пигментными пятнами лица, в молодости он был красивым человеком.

— Когда же это случилось?

— В 1946 году, 21 октября. На вилле моего отца Себастиана Вольфа.

— Они вас простучали?

— Да. И убедились, что я ein taube Nuss. Пустой орех.

— И что потом?

— А потом я благополучно стал рабом Братства. Хотя, собственно, был им и до простукивания.

— Они вас использовали еще раньше? Каким образом?

— Самым непосредственным. Детей вообще очень легко использовать, досточтимая мисс Дробот.

— Не понимаю.

— Мой отец, Себастиан Вольф, был одним из видных членов Братства. А мы жили с ним. В один прекрасный день он решил простучать меня. И мою сестру. Она погибла, а я выжил. До этого он использовал нас как необходимые декорации. И маму тоже. Но она погибла раньше…

— А… сколько вам было, когда вас простучали?

— Семнадцать лет.

Ольга посмотрела на вилку с наколотым кусочком рыбы, взяла ее, поднесла ко рту. И снова бросила на поднос.

— Не хочется есть. — Старик понимающе закивал желтой головой. — Мне тоже. Здесь перед отбоем у всех плохой аппетит. Зато утром все голодны как звери! Причина вполне объективная!

Он рассмеялся.

В его смехе было что-то по-детски беспомощное.

«Одиночество — дар свыше…» — вспомнила Ольга.

— Что было с вашим отцом? — спросила она, разглядывая дрожащие руки старика.

— Последний раз я видел отца, когда он крушил мне ребра. На сестре он, признаться, устал. И со мной был не очень точен: ребро сломалось и задело печень. Но я выжил. Хотя с тех пор лицо мое желто, как у китайца. Поверьте, мисс Дробот, в первые дни пребывания здесь они принимали меня за своего! Я дружу с китайцами.

Он отщипнул кусочек курицы и отправил в рот. Вставные челюсти его еле слышно заклацали. Он жевал так, словно совершал тяжелую работу. Редкие белые волосы на его желтой голове дрожали.

— Скажите, почему они вас и… нас не убили? Ведь это так просто. Содержать вас и прятать пятьдесят восемь лет! Зачем? Да и нас тоже…

Вольф дожевал, вытер губы салфеткой.

— Видите ли, мисс Дробот, когда человека убивают, а потом сжигают, от него все равно что-то остается. Пепел, например. И не только. Что-то посущественней пепла. Покидая наш мир не по своей воле, человек образует в нем дыру. Потому что его вырывают отсюда насильственно, как зуб. Это закон метафизики жизни. А дыра — заметная вещь, досточтимая мисс Дробот. Ее видно. Она долго зарастает. И ее чувствуют другие люди. Если же человек продолжает жить, он никакой дыры не оставляет. Поэтому спрятать человека гораздо проще и выгодней. С метафизической точки зрения, конечно.

Ольга задумалась. И поняла.

— Убивали пустышек, как они нас называют, только в России. В сталинское время, когда был Большой террор, и позже, когда террор был Маленький. Там Братство не опасалось за метафизические дыры после смерти отдельных личностей.

— Почему?

— Потому что Россия — это единая метафизическая дыра.

— Правда? Когда я там жила, я ее не заметила.

— И слава Богу!

— Почему?

— Если б вы ее заметили, мисс Дробот, у вас было бы совсем другое выражение лица. И поверьте, я не пригласил бы вас присесть за мой стол.

Ольга внимательно посмотрела на него. Рассмеялась и хлопнула в ладоши. Старик довольно захихикал.

— Ешьте, ешьте, мисс Дробот. Впереди долгая ночь.

Ольга принялась есть. Старик взял свою порцию желе и поставил на Ольгин поднос:

— И не спорьте!

Его рука и желе дрожали в такт.

— Danke, Herr Wolf, — сказала Ольга.

— О, пожалюйста! — произнес старик по-русски и рассмеялся, клацая челюстями.

Не торопясь Ольга съела половину своего обеда. Вытерла губы бумажной салфеткой и бросила ее в недоеденный суп.

— Осмелюсь спросить, кто вы по профессии, мисс Дробот?

— Менеджер. А вы? Ах, да… извините.

— Ваш вопрос вполне корректен. За время моего тюремного романа с Братством я сидел в семи местах. В четырех из них были очень приличные библиотеки. Благодаря им я освоил три профессии: переводчика с английского (я перевел для себя лично три романа Диккенса), картографа и — не поверите, мисс Дробот, — морского навигатора, то бишь лоцмана.

— Cool!

— Круто! Люблю это американское слово.

Старик тоже завершил свою трапезу.

— Скажите, а нас могут выпустить отсюда? Когда-нибудь? — спросила Ольга.

— Зачем? — Бесцветные брови старика изогнулись, желтые морщины побежали по большому лбу.

— Нас… не выпустят?

— Мисс Дробот, вы слишком молоды. Поэтому задаете такие вопросы.