Владимир Сорокин - Ледяная трилогия

Ольга подавленно замолчала.

— Успокойтесь. И перестаньте тешить себя иллюзиями. Наша с вами жизнь теперь делится на две части: первую и вторую. И от этого нам никуда не деться. Поэтому нужно постараться, чтобы вторая часть стала интересней первой. Это трудно. Но вполне возможно. У меня, например, это получилось. Да и, согласитесь, Братство сильно помогает нам в этом. Местные условия несравнимы с обычными тюрьмами. При всей беспощадности братья Света по отношению к нам, пустышкам, чрезвычайно гуманны. Они хорошо знают слабости и нужды мясных машин.

— Мясных машин? Это кто?

— Это мы с вами. — Старик приподнялся, взял свой поднос. — Так что выше голову, мисс Дробот.

Улыбнувшись, он побрел к окну приема использованной посуды. Поднос сильно трясся в его руках. Ольга осталась сидеть за столом. Слова старика заставили ее оцепенеть.

«Две жизни. До и после… — думала она, вращая пустой стакан с потеками апельсинового сока. — И что, теперь — навсегда? Шкуры скоблить? И ждать отбоя? На лоцмана учиться… Бред! Нет, это невозможно! Ни за что! Я лучше повешусь в туалете. А чего, после отбоя… Не пойду во „вратарскую“. Родителей они угробили, Дэвид оказался козлом… Что меня держит? Ребенка не смогла родить. Дважды… Для чего живу? Для кого? Для попугая Фимы? Здесь и вообще — что меня держит? Чего терять? Лоцман, лоцман, куда теперь нам плыть?.. Baby, саn you find twice the way to fucking paradise? Я тоже не могу найти… Повешусь. Сегодня же. Ночью. Сто пудов, как говорит Петр…»

Она закрыла глаза.

Знакомая большая рука коснулась ее спины.

— Бьорн! — произнесла она, не открывая глаз.

— Почему русские так быстро моются и едят? — Бьорн навис над Ольгой колокольней, пахнущей дешевым шампунем и чистым бельем.

— Я вообще-то еврейка. — Ольга открыла глаза.

Лицо Бьорна было довольным. Щеки его порозовели после душа.

«Дико позитивный человек. — Ольга с завистью смотрела на него снизу вверх. — Просто ходячий комплекс полноценности. Здоровое питание в детстве… хорошие молочные продукты у них в Швеции…»

— Просто хотел с тобой пообедать, — честно признался он.

— Скажи, у тебя бывают депрессии? — Ольга встала, взяла свой поднос с остатками еды.

— Иногда бывают. — Он забрал у нее поднос. — Но я умею с ними бороться.

— Научи меня.

— Тут нет баскетбольной площадки. Только хоккейная! — Улыбнувшись ей, Бьорн размашисто зашагал с подносом.

Ольга двинулась следом.

— Интересно, здесь бывали бунты?

— Ты уже спрашивала. Нет, коллективных не было.

— Ты уже говорил… — нервно зевнула она. — Ну что, пошли?

— Мне еще поесть нужно.

Она сжала и разжала кулаки.

— Хочешь, будем вместе сегодня? — спросил он, замерев с подносом у окна приемника.

— Я не против… А в каком углу?

— Можно у нас, в шведском.

— Меня уже туда сегодня звали!

— А что, у нас крепкий круг. — Он поставил поднос в окно.

— Давай попробуем… — Ольга снова нервно зевнула, вздрогнула. — Я бледная?

Он наклонился:

— Слегка. Хочется?

— Нет! Совсем нет.

— Чем сейчас займешься?

— Не знаю… пойду почитаю чего-нибудь.

— Я приду в библиотеку.

— О’кей.

Ольга вышла из столовой в коридор, зашла в большой и чистый туалет. Помочившись на противно теплом японском унитазе, она вымыла руки, разглядывая себя в зеркало. Рядом чистила зубы румынка, высокая красивая модель.

— Странный привкус сегодня у курицы. — Румынка сплюнула воду. — Явно они что-то подмешивают нам.

— Я ела рыбу. — Ольга потрогала и разгладила морщинку возле глаза.

— Какой-то металлический привкус. — Румынка посмотрела на свои зубы. — Что это такое? Свинец? А вдруг ртуть? И зубы темнеют. Металл какой-то… Ты не почувствовала?

— Я ела рыбу, — повторила Ольга и вышла из туалета.

Пройдя по коридору, она попала в жилой бокс. Здесь было очень просторно и свежо от кондиционированного воздуха. Приглушенный свет освещал ряды двухэтажных кроватей, тумбочки, полки с личными вещами. Мужскую и женскую половины разделял небольшой проход без дверей. Стены и потолок в мужской половине были зеленовато-серыми, в женской — розовато-серыми. Обитатели бункера называли мужскую половину «Гараж», а женскую «Ветчина». Десятки свободных кроватей в «Гараже» и в «Ветчине» ждали новых хозяев.

Ольга прошла к своему месту, достала из тумбочки пачку суперлегких китайских сигарет, крем для рук, закурила, выдавила и, растирая крем, с наслаждением кинулась на свою кровать:

— O, my God…

Сверху свесилась златокудрая голова ирландки Мэрил:

— Ольга, у тебя есть прокладки?

— Да.

— Я забыла заказать. Дашь?

— Возьми в тумбочке.

— Лень спускаться, — усмехнулась ирландка.

— А мне лень вставать. — Ольга выпустила в нее струю дыма.

Мэрил слезла, открыла тумбочку, взяла.

— Я видела, ты с этим желтым немцем обедала.

— Да. Он меня пригласил на званый ужин.

— Понравилась?

— Наверно… Забавный старик.

— Говорят, что он их старый стукач.

— А что, нам есть что скрывать?

— Ну… — Мэрил пожала плечами, приспуская штаны и вставляя прокладку. — Многие хотят свалить отсюда.

— Что-то незаметно. — Ольга с наслаждением курила, разглядывая пластиковый низ верхней кровати, на котором она в первый же вечер нацарапала маникюрными ножницами «Fuck off, Ice!»

— Ты новенькая. Поэтому тебе кажется, что все здесь довольны. Все здесь только и мечтают, как бы дождаться отбоя и встать на ворота.

Куря, Ольга задрала ногу и с удовольствием взяла себя за гладкую пятку:

— Мэрил, у меня нет ни сил, ни желания с тобой спорить.

— Значит, я права! — Мэрил шлепнула Ольгу по ступне.

«Ветчина» постепенно наполнялась женщинами. Зазвучали разговоры, запахло дешевой китайской парфюмерией. Кто лег спать, кто сел играть в карты, кто отправился в «Гараж». Зашли мужчины «попить воды». Это был единственный напиток, разрешенный в жилом боксе; в каждом отделении стояли автоматические поилки с иероглифом «вода», наполняющие пластиковые стаканчики ледяной или горячей водой. Воду в бункере пили бесконечно, большими и малыми компаниями, «пропуская стаканчик» попарно и в одиночку. Пленники «Льда» уважали воду и иероглиф, ее обозначающий. На воду приглашали, ею отмечали дни рождения и праздники, ею поминали умерших.

Выкурив подряд две сигареты, Ольга минут сорок дремала под женские разговоры и стрекот ножниц: неподалеку одна литовка стригла другую. Как только стрекот прекратился, Ольга открыла глаза, глянула на настенные часы: половина седьмого. Потянувшись, она встала с кровати, выпила стаканчик ледяной воды и отправилась в библиотеку. В бункере не было ни телевизора, ни просто экрана с видеоплейером. Даже радио не полагалось иметь обитателям бункера. Газет и журналов также сюда не приносили никогда. Зато библиотека была вполне приличная. Пройдя по коридору, Ольга открыла дверь с изображением развернутой книги и оказалась в длинном светлом зале со стеллажами и десятком столов. На стеллажах стояли книги, за столами сидели и читали человек пятнадцать. Выносить книги из библиотеки было запрещено.