Владимир Сорокин - Ледяная трилогия

Ольга подошла к стеллажам.

В основном здесь стояли книги на английском языке. Попадались немецкие, французские и итальянские издания. Попытавшись ради интереса найти что-то на почти полностью забытом книжном русском, Ольга обнаружила только полное собрание сочинений Льва Толстого. Проведя несколько часов в библиотеке, она поняла ее жесткий принцип: на стеллажах стояла только художественная литература. Книг по технике, медицине, философии, истории, культуре, географии, точным и прикладным наукам не было вовсе. Также не было газет, журналов и периодических изданий. Полностью отсутствовали справочники. Не было поэзии. Зато стояло много словарей. Бо́льшую часть подземной библиотеки занимала мировая классика в переводах на английский язык и представленная здесь многочисленными собраниями сочинений. Авторы бульварных и детективных романов были также многотомны и минимум тридцатилетней давности. Современная литература в библиотеке полностью отсутствовала. Книги-одиночки практически не встречались.

Ольга медленно двинулась вдоль стеллажей. Вчера она начала читать «Дар» Набокова, но быстро заскучала и взяла «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи. Читать про обаятельного Пуаро было комфортно, но на шестьдесят второй странице в бункере прозвучал «отбой». Сейчас же возвращаться снова в «Восточный экспресс» ей почему-то не захотелось. Она остановилась возле полок под буквой «Ф». Флобер? В университете она прочитала «Мадам Бовари». Это было в начале мая, когда все цвело. Образ решительной и страстной женщины, горстями поедающей мышьяк, слился с запахом цветущих нарциссов. В памяти осталось странное привкусие, которого сейчас совсем не хотелось. Фолкнер? «Медведя», которого любили ее родители, она так и не дочитала до конца. Фейхтвангер будил в памяти что-то скучно-немецкое. Франс? Она не знала такого писателя. Филдинг? Опять, наверно, англичанин. Фицджеральд! «Ночь нежна» был одним из ее любимых девичьих романов. Она вытянула наугад третий том собрания сочинений Фицджеральда, открыла в середине. Рассказ назывался «Алмаз величиной с отель „Ритц“». Ольга его не знала. Села за ближайший стол и погрузилась в чтение. Читала Ольга быстро. В рассказе прелестным языком любимого с юности Фицджеральда описывалась Алмазная гора, поросшая густым лесом, которую случайно нашел скупой и властный человек. Он поселился на ее склоне. Фантастическое сокровище сделало его чудовищем. Он возомнил себя равным Богу, выстроил на горе чудесный замок. С ним в его фантастическом замке жили две очаровательные дочери — Жасмин и Кисмин — и покорная, похожая на бессловесное растение жена. Ольга представила Алмазную гору, покрытую лесом.

«Алмаз похож на лед… — подумала она. — Но алмаз не тает… Ледяная гора. И мы живем под ней…»

Она подняла голову и посмотрела в потолок. На нем горели маленькие лампы.

— Фицджеральд? Скучно! — Женщина, сидящая сзади, бесцеремонно заглянула ей в книгу. — Сироп с говном!

Ольга оглянулась.

Женщина была некрасивой, с всклокоченными рыжими волосами. Бледно-голубые выцветшие глаза смотрели цепко и зло. Маленькие губы нервно подрагивали. Над этими губами росли белесые усики. Ольга ее раньше не видела.

— Вот что почитай! — Женщина показала Ольге книгу с комичным изображением солдата на обложке.

«Приключения бравого солдата Швейка», — прочитала Ольга.

— Знаешь? — настырно смотрела женщина.

— Я не люблю солдатский юмор… — отвернулась Ольга.

— Дура! Это самый здоровый юмор! — зло вскрикнула женщина.

— Дорис, оставь ее в покое, — посоветовала полная, розовощекая итальянка, сидящая рядом с рыжей.

— Идиоты! Что они читают! — тряслась от злобы рыжая.

Ольга продолжала читать, не обращая внимания. Рыжая вяло перебранивалась с итальянкой. И вдруг, выкрикнув «fuck you!», плюнула в нее. Итальянка дала ей оплеуху. Рыжая стала бить ее книгой. Они сцепились. Крик рыжей перешел в истерический, надрывный визг. Соседка отмахивалась от нее, сидящие сзади вскочили и пытались разнять их. Остальные посетители библиотеки заулюлюкали и засвистели. В дверь стремительно вбежали двое китайцев охранников, схватили воющую рыжую и выволокли из библиотеки под улюлюканье остальных.

Все произошло так быстро, что Ольга лишь покачала головой и рассмеялась:

— Бред!

— Ведьма рыжая… — бормотала итальянка, разглядывая оцарапанную руку.

— Она не в себе? — спросила Ольга. — Кто она? Я ее здесь не видела.

— Она из Южной Африки. Ее выпускают периодически, — вздохнула женщина. — Ее и еще двух психов. Зачем они их здесь держат? Отправили бы наверх, в нормальную психушку…

— В китайскую? — засмеялся бритоголовый француз с татуированными руками. — А ты туда не хочешь?

— Господа, не забывайте про то, что написано на стене, — пробрюзжал седой старичок исландец с блаженно-васильковыми глазками.

На белой стене висела черная надпись KEEP SILENCE!

Сидящие с книгами смолкли. Ольга снова погрузилась в горьковато-трогательный мир Фицджеральда. Когда правительственная авиация разбомбила дворец хозяина Алмазной горы, когда сам он навсегда затих под алмазными обломками, а его прелестные дочери стали нищими сиротами, глаза Ольги наполнились слезами. Она читала:

— Я люблю стирать, — сказала Жасмин. — Я всегда сама себе стирала носовые платки. Теперь я буду стирать белье и содержать вас обоих.

— Все как сон, — вздохнула Кисмин, глядя на звезды. — Как странно быть здесь в одном-единственном платье! Здесь, под звездами! Я раньше совсем не замечала звезд! Считала их громадными алмазами, принадлежащими кому-то. Теперь же они пугают меня… Мне кажется, что все прежнее было сном. Вся моя юность — сон…

— Юность всегда сон, — спокойно произнес Джон. — Особая форма безумия.

Ольга содрогнулась, сдерживая рыдания, закрыла лицо руками. Слезы брызнули сквозь пальцы, и она по-детски разревелась.

— Потерпи, детка, сорок две минуты осталось. — Татуированный хлопнул по столу «Шпионом, который любил меня». — Суки, не могли сделать отбой в восемь!

— Потише, Штамп, — проговорил рослый серб, отрываясь от Чейза и косясь на камеру слежения. — У нас все нормально. Мы всем довольны.

— Я до… мой хочу-у-у-у… — рыдала Ольга. — У меня там попу-у-угай…

Ей стало ужасно сладко и горько почувствовать себя крошечной и беззащитной под этой ледяной горой.

Маленькая миловидная американка Кэли подсела к Ольге, обняла за плечи:

— Милая, ну потерпи. Уже скоро.

— Нет, в библиотеке еще хуже ждать… — приподнялся сумрачный светлобородый немец, подошел к стеллажам и поставил том Сименона на прежнее место. — Салли, пошли водички попьем.

Староста «Ветчины» Салли, похожая на Мартину Навратилову, махнула ему рукой, не отрываясь от «Фиесты». За немцем побрел татуированный. И тихий, болезненно худой эстонец, медленно читавший по-немецки Томаса Манна.