Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

Безмолвный знак – и Стражи с легким поклоном отступили от Таблиц. Ветер закрутил черные плащи за их спинами в спирали. Старомодные плащи, маскарадные костюмы – скорее дань традиции, чем необходимость. Пока донна Кай шла к сыну, поняла, что Ашер уже знает все, что она ему собиралась сказать. И она поспешила предупредить поток обвинений, которые он мог бы ей предъявить:

– Ты думаешь, я не желаю тебе счастья? Ревную тебя, завидую Амрите?

И поскольку Ашер многозначительно молчал, она почти закричала:

– Так проверь меня! Я не стану закрываться. Смотри!

Он покачал головой.

– Гильяно не вспоминают о прошлых жизнях, – произнесла донна Кай формулу Закона. – Но ты помнишь, как мы были влюблены, как рождались братом и сестрой и даже близнецами. Я всегда за тебя, Ашер. Ты хотел родиться Стражем, но гены никак не складывались в правильную комбинацию, я сделала все, чтобы у тебя было больше шансов. Стала женой Стражу Асаду, матерью тебе и Шему. Если ты нашел свою любовь, я рада. И не собираюсь мешать.

– Кай, я верю тебе, – уставшим голосом ответил он ей.

– Но я хочу, чтобы ты добился всего, чего желаешь. Чтобы составить счастье этой девочки, ты откажешься от своей мечты? Ты готов ради нее отказаться от места дона Гильяно?

– Мне придется, Кай.

Она испугалась интонации его голоса. Он смирился. Он готов принести жертву. Если огонь сомнений и пылал, то уже погас, даже адских углей не осталось. Тишина остывшей золы, которую она, как кочергой, ворошила вопросами, пугала больше надрывного крика. Донна Кай попыталась зайти с другой стороны:

– Знаю, насколько тебе трудно с женщинами, ты с первого взгляда распознаешь хитрость, коварство, они ищут выгоды, думают о том, как лучше устроиться в жизни. Когда видишь душу, то слишком велик контраст, если вдруг встречаешь чистую, ничем не замутненную. Ее душа чиста. Но Амрита в своем сознании – младенец. Она не жила на свете дольше двух лет. Что будет с ней через десять лет? Ты уверен, что ты ее единственная любовь. А вдруг нет? Вдруг только первая? Ты сможешь пережить предательство?

– Она не предаст меня.

Бесполезно. Говорить, спорить – бесполезно. Он не изменит решения. Ашер и сам как Таблицы МЕ с нанесенным ключом: пока не вернется эхо и не внесет в знаки хаос, наполняя их обратным смыслом, рождая новые союзы, ключ не изменится. Ключ выжжен кровью Гильяно, что, как кислота, разъедает камень.

– Я не говорю, что ты должен отказаться от Амриты, просто сейчас не время, чтобы на ней жениться. Почему бы тебе не подождать, пока ты не станешь доном Гильяно? И подумай вот над чем, Ашер: если ты сейчас решишь подождать с женитьбой, то тем самым докажешь дону Асаду, что Дом для тебя важнее личных амбиций.

– Это лицемерие. Именно так бессмертные души начинали свой путь к УР.УШ.ДА.УР.

– Но УР.УШ.ДА.УР больше нет. Ты сам стер его знак.

– Но это не значит, что ради места дона Гильяно нужно обманывать себя и других.

– Но где же здесь обман? – мягко возразила донна Кай.

– Обман в том, что я могу ждать. На самом деле больше ждать я не могу. Каждый год для меня – испытание: проснется Амрита – не проснется, пригласит меня – не пригласит. Когда пригласит? Поверит ли мне она? И снова по кругу. Я не успеваю встретиться с ней, как уже должен прощаться. Я устал бывать на ее похоронах. Я не могу больше видеть ее взгляд, который говорит: «Ты же Страж, сделай с этим что-нибудь». И я сделаю.

– Ты ждал семьсот лет, – напомнила она, в ее словах прозвучала горечь, как сок полыни. Она втайне надеялась, что Ашер не зайдет так далеко.

– И больше ни одного года ждать не собираюсь. Я не знаю, какая сила заставляет ее помнить обо мне. Но каждый раз я боюсь, что эта сила иссякнет и она больше не узнает меня. Я не готов рисковать снова и снова. – И после долгого молчания добавил: – Если мы с тобой, Кай, проснемся розами в Саду, то никогда не вспомним друг друга.

– «…и для нас все повторится вновь, и боль будет столь же сильна, и тайна столь же могущественна», – задумчиво произнесла донна Кай. – Это чудо, что она помнит тебя. А ты знаешь все про чудеса в Доме Гильяно. Добрые чудеса здесь редкость. Ты полагаешь, что причина ее глубокой памяти – любовь, но, Ашер, почему мне тогда так тревожно?

А вокруг них сгущался вечер. Но вместо серых прозрачных сумерек, вслед за которыми наступает непроглядная бархатная ночь, как обычно бывает на острове в этих широтах вблизи от экватора, с неба вдруг пролился чистый сияющий свет, он играл с облаками, расцвечивая их густой лазурью.

– Посмотри на небо, когда-нибудь кто-то из художников изобразит его только потому, что ты будешь помнить этот вечер, – донна Кай обвела взглядом небесную чашу над ними и неожиданно попросила: – Покажи мне кольцо для Амриты.

– Только не в руки, – предупредил он мать, держа кольцо на ладони. – После меня его должна коснуться она.

Он перекатывал кольцо на ладони, подставляя грани бриллианта под последние лучи заходящего солнца.

– Огранка «ашер»? – Легкая улыбка, как тень, скользнула по губам донны Кай. – Для самых чистых, самых безупречных камней. Ты хорошо придумал, глядя на это кольцо, она всегда будет вспоминать тебя.

Приятно убеждаться в том, что твой сын заботлив, изобретателен, выбрал уникальное кольцо для девушки. Тяжесть, оставленная их разговором, рассеивалась, как заходящий солнечный свет.

– Я сделаю ей предложение сегодня. Видишь, даже небо за меня.

Розы шептались, закрывая глаза на закате. Их день был долог, как и каждый день в поместье Гильяно. Розы не знали своей участи, каждый рассвет был для них новым, они не помнили себя прошлых, они не помнили себя даже вчерашних. Их жизнь была сном, лишь под ножом они просыпались, вздрогнув от внезапной боли.

На Церемонии приглашения он опустился перед Амритой на одно колено и произнес формулу: «Страж Ашер Гильяно приглашает танцовщицу Амриту провести с ним ночь под крышей Дома Гильяно. И пусть никто не знает, что творится за закрытыми дверями». С этими словами он протянул ей кольцо. А она, вместо того чтобы дать ему надеть ей кольцо на палец, зажала бриллиант в кулаке, старательно впечатывая каждую его грань в ладонь. Навсегда. На память. Ее сжатый кулак он поднес ко лбу, а затем к губам, выполняя ритуал. Никто их даже не поздравил, было тихо, не звучали обычные в таких случаях аплодисменты. Дон Асад сурово сдвинул тонкие, как проведенные острым карандашом, брови. Донна Кай прижала руку к сердцу.

Даже в спальне Амрита все еще не понимала, что происходит:

– Что это значит?

– Ты больше не танцовщица. И больше не принадлежишь лилу. Ты – моя. Только моя.

Когда-то она уже слышала похожие слова, только произносил их не Ашер. А кто? Но в памяти чернел провал.