Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

Амрита испугалась. Ее жизнь до Дома Гильяно вдруг выпрыгнула из кармана подсознания. Она увидела себя маленькой, дрожащей от страха девочкой. И поняла, что такой осталась до сих пор.

– Ты галлюцинация! – попыталась она защищаться. – «Весь ваш бог умещается в одной чашке», – повторила она слова, которые когда-то сказал ей Ашер.

– Ты поверила ему? У него ведь свои цели. Неужели ты и вправду думала, что сама вспоминаешь его каждый раз после сна в Саду? Наивное дитя. Ты помогла мне проникнуть в их Дом. Благодаря тебе я обрету тело и все права рожденного в Доме. А мой отец, Первый Страж, даст мне душу.

– Он не станет этого делать!

– Станет. Когда тебе будет грозить опасность, он сделает все, чтобы спасти тебя.

Ужас рос в ней и с каждым днем разрастался все сильнее. Ашер не простит ей сговора с каменным богом. Кем бы ни было это существо внутри, она не допустит, чтобы ее предательство вышло наружу. Не допустит рождения. Но за смелыми словами, произнесенными шепотом в спальне, не следовало поступков. Амрита не знала, что ей делать. Раньше всегда все решали за нее, она лишь следовала по пути, проложенному другими.

Она знала, что священный нож Гильяно бесполезен против лилу. Он пригоден для начертания знаков, извлечения и рассечения человеческих душ. Но у этого создания нет души. Таких как лилу умерщвляли иным способом – лишали крови. Но ее ребенок – не лилу в полном смысле. Он лишь похож на лилу. Прячется в его форму, как прятался до сих пор… Где? Амрита терялась в догадках. Ей нужно думать не об его убежище, а о том, где он сейчас. Он в ней. Он дышит вместе с ней. Он связан с ней и пока беспомощен без матери.

Ночь, глубокая как колодец. Амрита, едва ли не бесплотное привидение, бесшумно поднялась с постели. Дни и ночи борьбы с самой собой, с ребенком, со страхом обессилили ее, истончили тело. Сможет ли она украсть нож? Страж связан со своим оружием кровью. И на ноже Ашера крови больше, чем на любом другом. Он ощущает его как часть себя. Если он проснется, как объяснит она свое внезапное любопытство? К ножам Стражей нельзя прикасаться. Это их инструмент, их оружие.

Она прижала к груди ремень с ножнами. Пятясь спиной к двери, следила за размеренным дыханием Ашера. Напрягала глаза в темноте спальни, пытаясь предупредить малейшее его движение. Дверь. От излишнего напряжения в ушах стоял звон, перед глазами плыли красные круги. Еще шаг – и она за порогом. И только на галерее решилась взглянуть на свою добычу.

Вот нож, изогнутый, как серп луны. Сталь его бесцветна и холодна. Молочным туманом заволакивает клинок от дыхания. Что, если она вырежет на теле один из сакральных знаков? Это поможет ей избавиться от чудовища? Она морщила лоб, не в силах вспомнить. Круг – вечность. Эти знаки Ашер показывал ей на своих руках, она помнила. Бесконечность – опрокинутая восьмерка. Сумеет ли она вырезать восьмерку? И она же – звенья цепи. И два кольца. Два круга. Нет, у нее не хватит сил на бесконечность. Полукруг, полумесяц… Один надрез – большее, на что она способна. Что означает полукруг? Радуга? Кровь пульсирует в висках. Слишком сложна эта наука сакральных символов. Стражи и алхимики, братья Аменти, владели ею в совершенстве. Но ей некогда спрашивать совета.

Голос разгадал ее намерения, ребенок толкался изнутри, мешал ей бежать по лестнице. Она сгибалась, охала, хваталась за живот. Пережидала минуту. В глазах темнело, лоб ломило от боли. В каждое ухо он кричал ей криком: «Не смей! Не делай! Ты не убьешь меня! Так ты не убьешь меня! Остановись. Ты все испортишь».

Но Амрита продолжала спускаться к бассейну. Она даже перестала бояться. Он боится внутри нее, этого достаточно. Она на правильном пути. Она истребит его. Ашер никогда не узнает о ее предательстве. Не узнает, что вместе с ней, прячась за ее спиной и следуя за ней тенью, в Дом Гильяно пришло нечто, что жаждет власти. Ашер всегда будет помнить о ней как о своей жене. Она машинально взглянула на правую руку. Кольца не было. Наверное, оно соскользнуло с пальца, когда она доставала нож. Это неудивительно, ведь от волнений она осунулась, даже пальцы похудели. Неважно, уже неважно… Он все равно не забудет ее. Будет гадать, в чем причина ее поступка. Обида, ревность, бесчестье, безумие? Так много причин, по которым женщина из Дома Гильяно может покончить с собой.

Ашер почувствовал, что Амриты нет рядом. И тотчас отозвался его нож. Нож извивался в чужих неумелых руках. Ашер не раздумывал, он действовал инстинктивно. Перемахнул через перила галереи. Ухватился за колонну. Быстрый спуск. Гарантия того, что не будет потеряно время, пока он будет прыгать через ступеньку. Она сидела, осев на пятки, уткнувшись лбом в колени, руки у живота.

– Ами!

Он тронул ее за плечо. Обеими руками поднял голову. Жемчуг зубов на кораллах губ – старое, как мир, любовное упражнение в поцелуях. Гримаса боли постепенно сходила с ее лица. Ей не нужно было прилагать больших усилий – нож сам тянулся к крови, стоило достать его из ножен. Он вошел внутрь охотно и глубоко, вгрызся в плоть полумесяцем, полуулыбкой.

– Ами…

Ее руки в крови. Изо рта струйка крови.

– Что ты наделала?

Она покачала головой в огромной усталости, в бессилии, в изнеможении.

– Ты будешь жить!

Ему необязателен был нож, чтобы вырезать на ладони новый знак, на его ладонях полно самых разных отметин. Ее кровью он обвел нужную фигуру, фигуру жизни.

– Ты будешь жить! – настаивал он.

«Нет, нет», – качала она головой.

На второй руке он нарисовал то, что идет от сердца. Розу. И приложил одну руку к центру груди, а вторую – ко лбу.

И даже дело не в том, что он опоздал. Она не хотела! Он почувствовал, как Амрита словно утекает из-под его рук. Сбегает в Бронзовый дворец. Без слов, без прощаний, без малейшего объяснения, как вода из-под пальцев уходит в песок. Он не мог ничего сделать.

Он достал нож из раны. Теплый, алый. Липкий и даже горький на вкус.

Он видел много смертей. Они были необходимы, о многих он сожалел, иные были ему безразличны. Но смерть Амриты была ненужной, непонятной. Умереть в Доме, где смерть побеждена, где можно жить вечно? Где жизнь – не наказание, не испытание, а радость? Зачем? Почему?

Он опустился на край бассейна. Голый человек на голом мраморе. И увидел, что к нему ползут лилу. Они не осмеливались ступить в сам бассейн, но ползли вдоль бортов, усаживались, подвернув ноги под себя. Он думал, их придется, как мух, отгонять от крови. Но они не прикасались к ней. Они пришли проститься со своей танцовщицей.

Ашер даже не мог остаться один после похорон, распорядок дня катился упрямым шаром для боулинга. Пришлось отвечать на соболезнования, смотреть на скорбно поджатые губы, прикидываться, что он, по обыкновению, пьет в Час коктейлей, хотя один вид тяжелого янтарного виски в графине вызывал тошноту, смирно сидеть за обедом. А ведь хотелось разломать этот проклятый корабельный стол, как плитку шоколада. Спиной он чувствовал холод ножа. Иллюзия. Невозможно чувствовать сталь сквозь ножны. Хотя какое право он имеет определять, что возможно, а что нет? Он думал, что знает все об этом мире, но он ошибся. Нож всегда был его другом, а теперь стал врагом.