Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

В другое время Ашер привел бы Хински в Дом Гильяно. По прошествии многих кругов из него получился бы хороший Садовник. Или, если бы Братство все еще существовало, то и новый брат Аменти, конечно, при условии, что Хински смирит свою гордыню.

Ашер предпочитал ужинать в одиночестве, но Хински прибегал, как собака, усаживался напротив, чавкал, стонал и, часто забывая о предназначении ножа или вилки, хватал еду руками, облизывал пальцы. Лысина его лоснилась, как кусок сала. От него несло потом. Но при таком плачевном состоянии доктора, как ни странно, дело продвигалось. Хински был близок к завершению эксперимента.

– Все-то вы, синьор, знаете. Все тайны вам известны. Не хотите делиться. Жадный вы очень. Или осторожный, ха-ха. Кто вас разберет? Мозг мне иссушили. Душу истерзали. А обещанное-то когда отдадите? Когда я увижу демона, который откроет мне все тайны мироздания? Уже и гримуары средневековые до последний строчки вылизал, кумранские свитки прочел, библейские апокрифы назубок заучил. Великие и ужасные имена Бога с закрытыми глазами написать могу, любую печать хошь ангела, хошь демона начерчу. А вы все тянете беса за хвост. Обманщик вы, синьор!

Ашеру хоть и надоело нытье Хински, но он не мог ускорить процесс. Не в его силах было доставить доктору по заказу демона с пылу с жару, еще теплого, только от адского костра. Он ждал, когда лилу покинет монастырь. Действовать придется быстро, и лилу придет лишь на зов крови. Если прозевать, мальчишка может шагнуть с закрытыми глазами куда угодно. А шаг лилу иной раз равен миллионам километров. И снова Ашер потеряет его из виду.

– Сегодня. Сейчас, – сказал он Хински, едва взглянув на экран телефона, который в виде исключения в последнее время носил при себе. Теперь он может освободиться от электронного камня в кармане, который тянет его на дно, напоминает, что он всего-навсего простой смертный.

И доктор, шлепая от возбуждения губами, рысью кинулся в домик для гостей за инструментами Магического искусства.

– Позвольте помочь вам, синьор. Позвольте помочь! – выкрикивал Хински, задыхаясь от слишком быстрого для его коротконогой туши бега. – Разрешите мне начертить круг и расположить сакральные знаки. Умоляю! – И он сложил пухлые руки в молитвенном жесте, серп, зажатый между ладонями, острым краем ткнулся Хински в подбородок, выступила капля крови, но доктор не заметил досадной мелочи.

Ашер спустился вслед за Хински в подвал. И пока доктор собирал свой ритуальный набор, Ашер разглядывал его работу на экране ноутбука – трехмерную модель генома лилу, увеличивая отдельные участки.

– Бросьте, бросьте! – частил Хински. – Это все прах и тлен. Кому это сдалось, если мы увидим демона живьем? Он раскроет нам все тайны.

Хински, конечно же, не мог расшифровать геном лилу. Схема была неполной, трехмерная модель зияла пробелами. Но Ашеру она и не нужна была полностью. В крови лилу было важно одно – излучение. Ему было не важно, сколько опытов проведет доктор Хински, сколько графиков построит, как будет бурлить кровь, входя в реакцию с различными металлами, минералами или человеческой плотью. Ему было важно, какое воздействие окажет открытая кровь на самого Хински.

Ашер следил за тем, как именно доктор будет сходить с ума. Какие идеи у него появятся, какие склонности разовьются. Он следил за тем, как изменилась речь Хински, какие он приобрел пристрастия. Глядя на доктора, Ашер составлял портрет лилу. И узнал о нем больше, чем тот знал о себе сам. А глядя на примитивную схему на экране компьютера, он почти со стопроцентной уверенностью мог сказать, что этот лилу никогда не принадлежал к числу тех, кто рождался в Доме Гильяно. Невероятно, но этот лилу был одним из свободных. Подобных ему на Земле уже не осталось, и Гильяно полагали, что истребили всех, с кем не удалось договориться. Так нет же, оказывается, все это время на Земле прятался один свободный лилу! Он был настолько хитер и изворотлив, что ни разу не попался в ловушки охотников и в сети рыбаков. Или был настолько простодушен, что проходил сквозь них.

Ашер прошелся вдоль лабораторного стола, на котором выстроились фляги с раствором из особого компонента крови лилу, морской воды и атомарного золота – белого порошка, который шумеры называли шем-ан-на, а древние евреи именовали манной небесной.

– Здесь сколько?

– Один процент. Они расставлены по возрастающей. Больше семи процентов мне не удалось добиться, хоть вы и настаивали на десяти. Одно меня удивляет: как он сможет явиться к нам в человеческом обличье? Ведь человеческий организм не может такого выдержать? Или, по старинке, он слетит к нам драконом? – возбужденно лопотал Хински.

– Дело не в организме. Организм очень хрупок. Дело в человеческой форме. Она намного прочнее, чем тебе может показаться, – отвечал Гильяно, разглядывая последнюю флягу. – Семь процентов. Мало, – нахмурился он. – Чем ты, вообще, здесь занимался? Подай шприц.

Шприцы с драконьими иглами были дороже любого золота. Существовал всего один вид драконов, у которого по всей длине хвоста шли полые иглы, они выделяли яд. И на глазах у изумленного Хински Ашер Гильяно набрал в шприц раствора из фляги и, разорвав ткань, перекрутил то, что осталось от рукава рубашки, наподобие жгута – и загнал кровь лилу себе в вену на левой руке.

Привычная дрожь побежала по телу.

– Что вы? Как вы? – К Хински вернулся дар речи. Он побросал инструменты Магического искусства, которые нежно прижимал к груди, и бросился к Ашеру на помощь. Хотя чем он мог помочь? Хински остановился, сокрушенно качая головой: – Что вы наделали, синьор? Что наделали?

Левая рука Ашера покрылась синяками, которые чернели на глазах, кожа начала вздуваться волдырями.

– Ой! Ой! – спохватился Хински. Все-таки еще иногда ученый побеждал в нем эзотерика. – Фиксировать надо! – крикнул он и бросился разгребать хлам в поисках фотоаппарата.

Но Ашер уже опустил обрывки рукава, манжету все равно было бы не застегнуть – так раздулось запястье.

– Пойдем, – бросил он Хински. – У нас нет времени.

Гильяно указал Хински место в оливковой роще, за домом. Сам Ашер стоял чуть поодаль, пытаясь сосредоточиться. Доктор пыхтел, очерчивая двойной круг. Между первой и второй орбитой он расположил священные очертания буквы тау. Внутри внешнего круга начертил три гексаграммы, ориентированные по сторонам света, а между ними вписал четыре ужасных и великих Имени Бога:

Между Востоком и Югом – Высочайшее Имя IHVH, Тетраграмматон;

Между Югом и Западом – Неотъемлемое Тетраграмматическое Имя AHIH, Эхейе;

Между Западом и Севером – Имя Власти ALIVN, Элион;

И между Севером и Востоком – Великое Имя ALH, Элоа.