Вадим Филатов - Этика небытия. Жизнь без смысла: самая печальная философия

Обратите внимание, как художественно красиво оформил свою мысль Шопенгауэр – так и хочется ему поверить. Но не есть ли эта мысль сама по себе всего лишь непомерное раздувание песчинки до размеров вселенной? Ведь идея Шопенгауэра о самосознании воли неизбежно преувеличивает роль человека во вселенной. И в этой связи вспоминается высказывание Рассела о том, что пессимисты заблуждаются также, как и оптимисты: и те, и другие наивно полагают, что гигантской вселенной есть до нас какое-то дело. Только пессимисты думают, что вселенная настроена по отношению к нам враждебно, а оптимисты – что дружелюбно. Но Шопенгауэр, создавая свою метафизику, прекрасно понимал, что мы безмерно малы и ничтожны в океане мироздания. И он в одном месте красноречиво говорит об этом: да, мы слабы, не защищены, хрупки перед невообразимой громадой природы, перед бушующими стихиями, готовыми уничтожить нас в любой момент, но в то же время в нас присутствует смутное ощущение, что мы едины с этим миром, что он и мы в глубинной основе (которая, по Шопенгауэру, есть воля) – одно. Давайте попробуем встать на эту точку зрения, хотя бы ради умственного эксперимента: мы не прилетели в этот мир из каких-то других измерений, мы – порождение этого мира. Мы, так же как и другие живые существа, вышли из недр природы, которая, в свою очередь, развилась в недрах вселенной. Мы, человеки, обладаем сознанием и самосознанием, которые стали возможны благодаря наличию мозга, так же являющегося частью этого мира, его порождением. И здесь можно сказать, что природа видит сама себя нашими глазами, слышит нашими ушами и познает сама себя посредством такого ничтожного существа, как человек. И что интересно: наша способность познавать порождает конфликт между нами и окружающим миром. Мы чувствуем себя как бы вброшенными в этот мир, чуждыми ему, хотя мы знаем, что это не так. Однако это знание не устраняет конфликта, не дает нам облегчения и тогда возникает вопрос: что же все это значит? Что значит это осознание своей чуждости миру, осознание страдания? Почему вселенная сформировала именно такой мозг? Тут приходит Шопенгауэр и предлагает вполне стройную систему, в которую, кажется, всё более-менее укладывается. Правда, она недоказуема… Наверно, шопенгауэрова воля как вещь в себе требует такой же веры, как любое непостижимое метафизическое начало. Можно задать вопрос: «Зачем тогда зацикливаться на какой-то воле?» Попробуем объяснить, что именно лично нам не дает покоя. Как уже было сказано, Шопенгауэр близок нам своим обостренным восприятием мира как арены страданий всех живых существ. Но мы, люди, мало того, что страдаем – мы еще и знаем о своем страдании, сознаем его. И это усиливает страдание. А поскольку мы являемся порождением этого мира (как любой вирус или комар), то наш разум, неизвестно кем и зачем дарованный, подсказывает, что мы, возможно, не совсем случайные создания в том смысле (!), что и наше сознание, и наша способность страдать и осознавать свое страдание не привнесены откуда-то извне, из-за пределов вселенной, а изначально присутствовали в ней как потенция, возможность (а может быть, и как необходимый этап в её развитии!). Тогда почему бы не принять предлагаемую концепцию Шопенгауэра, которая говорит о том, что в основе этого мира лежит слепая, темная, бессознательная, могучая, безосновная воля? Эта воля проявляется во всей вселенной, она устремляет и движет весь мир без цели и без конца в бесконечном времени и пространстве, объективируясь в предметах, процессах и человеческой жизни. Тогда «каждый индивид, каждое лицо и жизненный путь человека – лишь одно короткое сновидение бесконечного духа природы, вечной воли к жизни, лишь еще один мимолетный образ, который воля, играя, рисует на своем бесконечном листе – пространстве и времени, сохраняя его нетронутым в течение ничтожного по сравнению с ними срока, а затем стирает, чтобы освободить место для других… В этом таится загадочная сторона жизни, за каждый из этих мимолетных образов, за каждую из этих пустых затей вся воля к жизни со всей ее порывистостью должна платить многими глубокими страданиями и в завершение – долго устрашавшей, наконец наступившей горькой смертью». [64, 1, с. 125] Возможно ли, что дело обстоит именно так? Не знаем, не знаем… Попробуем теперь изложить доводы – возражения против шопенгауэровского волюнтаризма. Здесь надо помыслить еще раз безмерную малость нашей планеты, окруженной пространством в миллиарды световых лет. Крошечная песчинка в безбрежном пространстве… И на этой песчинке какой-то микроб рассуждает о мировой воле. Но более того, этот микроб совсем упустил из виду один очень важный момент. А именно: Шопенгауэр говорит о воле к жизни, но ведь жизнь образовалась на планете-песчинке (похоже, не единственной во вселенной) спустя много миллиардов лет после возникновения вселенной. И прошли еще миллионы лет до возникновения человека. Жизнь на планете земля не просто смехотворно мала в сравнении со вселенной, но и смехотворно молода. Что, в общем-то, подтверждает нашу идею о случайном возникновении жизни. Иначе что же получается – воля так долго концентрировалась, чтобы на одной – единственной крошечной планете проявиться в облике человека? Маловероятно. Тем более, что ученые заявляют о неизбежном исчезновении всего живого на нашей планете, это лишь вопрос времени. И даже если это произойдет через миллион лет (скорее всего, намного раньше), то во временных масштабах вселенной история всего живого представляется каким-то кратким недоразумением. В контексте этой картины философия воли действительно выглядит мелковато…

Очевидно, что мы вовсе не находимся в центре мироздания. Очевидно, что наш жалкий самосознающий ум не играет во вселенной совершенно никакой роли. Мысль состоит в следующем: ничто не имеет ни сознания, ни воли. Вселенная представляет собой случайный сбой в абсолютности ничто. А человечество с его разумом это столь же случайная мутация, происшедшая на периферии вселенной. Понятно, что в данном контексте рассуждать о значении отдельно взятой человеческой жизни вообще не приходится.

Мы видим, что, рассматривая систему Шопенгауэра, приходится достаточно много внимания уделять явлениям, явленному миру. Наше внимание приковано к феноменальности: хоть Сартр и призывает не верить в вещь в себе, мы всё равно пытаемся отыскать эту невидимую сущностную основу. Нам сложно поверить, что этот мир возник просто из пустоты, минуя проклятое промежуточное звено, послужившее причиной его самораскрытия. Поэтому хотелось бы понять, что за вирус «заразил» пустоту, воспроизведшую «худший из возможных миров»? С другой стороны, признание промежуточного звена неизбежно приводит к вопросу: а откуда взялось это самое промежуточное звено? Кроме того, если предположить, что некая высшая инстанция открыла бы нам, что же это за начало, которое вызвало к жизни бытие, то что бы это изменило? Мы обрели бы истину? Здесь невольно вспоминаются слова Сиорана о двух типах философов: первые, пишет он, ищут освобождения, а вторые разочаровывают: они ищут лишь истину. Глубокая мысль, вы не находите? Бремя бытия не покинет нас, даже если мы что-то поймём о метафизических началах: мы будем нести груз так же, как это делают и не отягощенные философской премудростью люди. А освобождение… При жизни оно невозможно.