Андрей Ильенков - Повесть, которая сама себя описывает

К этому времени нашим героям совсем похорошело, или поплохело, что в данной ситуации одно и то же. Причем именно Кирюше и Стиве, потому что пили они более лихо, чем сопровождавшие их лица, которые, впрочем, тоже были вполне хорошенькие. Тем более что концентрация все еще продолжала нарастать. То есть не дошла еще до высшей точки.

Стива заботливо велся под обе руки хихикающими девочками, которые были рады увидеть бывшего одноклассника, ставшего такой важной шишкой — учеником «девятки». Стива был благодушен, вел себя мирно и разговаривал немного. Но, к сожалению, слишком громко. К тому же он постоянно спотыкался, так что несколько раз осторожная учительница налетала на его спину, и каждый раз при этом он громко сквернословил. Он говорил, предположим: «Какая там, (на фиг), (проститутка), (влагалище) мне опять (на фиг) на ноги наступает! Щас кому-то (ударю) по (лицу)!» Это был, безусловно, особый цинизм. Старенькая учительница, может быть, за всю свою педагогическую карьеру столько этаких слов одновременно не слыхивала. И ее, конечно, это немного коробило и лишний раз подтверждало справедливость подозрений. Она продолжала наблюдение.

Кирюшины же дела обстояли еще хуже. Его тоже попытались было взять под руки одноклассницы, ан не вышло. То есть они сначала-то пытались взять под руки именно его, но он так пошло себя повел, что они решили лучше поддерживать Стиву, который в меньшей степени задевал их девичью честь. То есть если и задевал, то разве что нечаянно. В отличие от некоторых. Пошляков.

Кирюша, как радиолюбитель Эдик Ситников изъяснял это на своем радиолюбительском жаргоне, обладал малой избирательностью, но высокой чувствительностью. Поэтому он всегда чрезвычайно рад был подержаться за любую девочку, но в обычной жизни не мог себе этого позволить. То есть позволить-то мог, но боялся. За себя. Что, например, упадет в обморок, дотронувшись до девичьей груди, и будет неудобно. А может быть, даже и обмочится, будучи без сознания. Ну, про это и думать страшно. Но если даже и не обмочится. Представьте картину. Она вся такая, может быть, ей и приятно где-то в душе. А он, дурак, хлобысь на пол! И что ей делать? Но и это еще полбеды, что ей делать. А вот куда ему со стыда деваться, когда очнется?!

Поэтому Кирюша, когда выпивал, не мог себе позволить тратить такое драгоценное (в смысле непринужденности) время ни на что, кроме девочек. И, надо признаться, успеха у них не имел. Может быть, именно поэтому. Потому что в нормальном состоянии он менее общителен, чем все остальные мальчики, тихий и очень вежливый. А как выпьет, становится уже чересчур развязным. Хватает за руки и не только, лезет обниматься и целоваться.

И при этом каждый раз у него… Ну, вы понимаете?.. Ужас, правда?! Он, наверное, маньяк. А что, и очень просто! Говорят, что маньяки в обычной жизни притворяются очень приличными.

Ну и вот. А тут, значит, полетела у Кирюши душа в рай. И он распоясался совершенно. То есть снял даже ремень и расстегнул ширинку. Он-то чисто хотел пошутить, но неизвестно, что подумали глупые девки. Поэтому возмущенные, донельзя сконфуженные и даже отчасти испуганные девки решили лучше спасать Стиву, который тоже в этом нуждался, и не меньше. А Кирюша, оставленный на произвол судьбы, стал искать других подруг и делал поползновения в разные стороны, но намеченные им избранницы с визгом и хохотом шарахались в стороны, нарушая ряды демонстрантов и наступая им на ноги. А уж как нарушал и наступал Кирюша — только попробуйте себе представить!

А тут как раз началось второе столпотворение возле гостиницы «Исеть», там потому что круговое движение. И пока еще шли и обдувало ветерком, так оно было еще туда-сюда, а как остановились — тут все. И тут как раз — как всегда, совершенно некстати — концентрация дошла до своей наивысшей точки. И это было плохо. Потому что еще в пути простительны шатания и падения, а вот когда все люди как люди стоят на месте, а только некоторые из них шатаются и падают, это очень бросается в глаза.

Даже если они при этом не орут. А ведь они орут. И ладно бы еще нормально орали, а то ведь они орали мало того, что чепуху вредную, так еще и плохо. Запинаясь, заикаясь и путая слова. Что было, конечно, смешно преподавателям и учащимся школ Кировского района, но своему школьному начальству это было хотя тоже смешно, но одновременно и страшно. Потому что они за них в ответе, а они лыка не вяжут, а они со всех сторон наблюдают и потешаются, а языки у них у всех без костей, а иные, может быть, и прямые недоброжелатели. Так что они напряглись, тем более что хоть и не восемнадцатый год, но мероприятие-то в некотором роде политическое.

Кашин подбежал к сопровождавшим их лицам, указал на происходящее и с угрозами скоро убедил их, что Стиву и Кирилла надо прикрывать хоть чем — хоть огнем, хоть ширмами, — а то никому не поздоровится. Сопровождавшие лица казались относительно вменяемы, с доводами и выводами Кашина согласились, но не могли придумать ничего спасительного. Потом догадались подойти к пьяным ублюдкам и начать им втолковывать тумаками, упреками и страшными угрозами. Кирюша угрозы игнорировал, а на упреки отвечал тихим счастливым смехом. Но сопровождавшие-то лица тоже были навеселе, и они попутали, и стали было раздавать тумаки Стиве, что едва не вылилось в серьезную драку.

Потому что, если кто не в курсе, Стива хотя драться не любил, потому что от этого выходили неприятности, но в душе-то, в самой ее глубине, любил, потому что больно уж ловко у него это получалось.

Итак, Стива драться не любил. Но тут он оказался выпимши. Поэтому сопровождавшие лица в отношении тумаков явно попутали, но тут же товарища по несчастью и успокоили, извинились перед ним и бросились к Кириллу, который тем временем, покончив с тихим счастливым смехом, опять стал шалить. Так метались они меж двух огней некоторое время, пока не догадались согнать обоих паршивых козлищ поближе друг к другу и одновременно курировать обоих.

Тут колонны наконец двинулись, но иные молодогвардейцы напрасно обрадовались, потому что в этом броуновском движении хотя и менее заметны стали шатания злоумышленников, но и выпившим сопровождавшим лицам стало вдвойне труднее корректировать их поведение. И когда дошли до Плотинки, стало совсем неприлично.

До такой степени, что завуч по воспитательной работе Людмила Николаевна, более известная по кличке «партайгеноссе Борман», подошла к классной руководительнице. И довольно громко, так, что услышали окружающие ученики и оставшийся в здравом уме и трезвой памяти комсомольский актив, сказала: «А эти двое уж не выпили ли?! Они ведут себя, как пьяные».

Итак, ужели слово найдено? Но что же теперь делать?