Андрей Ильенков - Повесть, которая сама себя описывает

Стива весьма критически оглядел обстановку и остался доволен. Он поставил на стол свою телемагнитолу, сумку, потер руки и сказал:

— А вот теперь мы будем жарить шашлыки.

— Как шашлыки?

— Как, шашлыки?

— Именно шашлыки!

— Да на чем же?

— На углях, естественно. Сейчас мы разведем огромный костер. Такой, чтобы небу было жарко. Пионерский костер! А потом…

— Ну, не получится.

— Что не получится?

— Пионерский костер не получится.

И поднаторевший в символах и атрибутах комсомолец-герой Земнухов стал, горячась от горячительного, доказывать, что никакого пионерского костра не получится! (Он был пьян не по годам, даром что самый старший.) Потому что настоящий пионерский костер — это вам не просто, как думают, большой костер. Нет, настоящий пионерский костер — это наивысшая эволюционная стадия костра вообще. Да вы хоть раз видали настоящий пионерский (артековский, разумеет он) костер?! Нет, вы не видали настоящего пионерского костра!

— Ну видал я артековский костер, и хули? — сказал Стива.

Земнухов на мгновение смутился, вспомнив, что Стива тоже бывал в Артеке. Это не значит, что он смутился надолго. На минуточку!

Но и этой минуточки было достаточно, чтобы инициативой завладел Кирюша.

— На чем, спрашиваем мы? — настаивал на своей версии вопроса Кирюша. — Ты что-то часто тупого стал включать! На чем?! Для шашлыка нужны шампуры. У нас их нет.

— У вас ваще ничего нет! А у меня есть.

— Что?

— Шампуры.

— Как шампуры?

— Как шампуры? (Это уже Олег очнулся.)

— Шампуры, — сказал Стива и, расстегнув сумку, побряцал внутри и вынул на свет божий шампуры. Это страшное на вид оружие. Штук десять.

Олег и Кирилл, до этого не столь уж часто видавшие шампуры, со скрытым восторгом рассматривали эти атрибуты сладкой, но дикой жизни перед своими собственными носами.

— А мясо? Может, и мясо у тебя есть?! — возопил Кирюша.

— Есть, — хладнокровно ответил Стива и со словами «Дас ист мясист» уже полез было в свою волшебную сумку.

Но Кирюша и так уже не сомневался, что сейчас из этой сумки Стива извлечет все, что ему заблагорассудится, вплоть до говна зебры на лопате на блестящей. Кирюша взвизгнул:

— Баранина, да? Замаринованная со специями, да?! Жирная и с ребрышком в каждом кусочке, да?!! Нет, лучше убейте меня, убейте! — и Кирюша стал якобы изо всех сил биться головой о подушку. А также пустил пену изо рта. Пены, правда, настоящей у него не получилось, потому что к пусканию пены нужно готовиться заблаговременно посредством хотя и противного на вкус, но впечатляющего по результату шампуня. Однако кой-какие слюни он все же выпустил изо рта.

— Не выеживайся, — посоветовал ему Стива. — Не баранина. Простая грязная свинина. Не замаринованная. Без специй. Без ребрышек. Но настоящая, и прямо здесь и сейчас, и притом два кило.

Ребятам было неудобно, а Стиве — хоть бы хны, хотя, вероятно, он прикидывался.

— Ну ты Турандина! — воскликнул Кирюша.

— Какая такая Турандина? — заинтересовался Олег.

— Целый год, почитай, ждали, вот какая Турандина! — опять воскликнул Кирюша.

Он что-то часто стал восклицать.

Какашин внезапно ударил кулаком по столу и громовым голосом сказал:

— Нет!

— Что нет?

— Сначала я буду топить печь! А уж потом и шашлыки! Потому что затопить печь — это главное!

— Да ну тебя на хрен с твоей печью, потом затопишь.

— Печь, дурачье, за пять минут не натопишь! Ее надо топить несколько часов, если хотите спать в тепле. А вас я, кстати, не задерживаю — идите жарьте свой шашлык.

— Олежек, если мы его вдвоем зажарим, мы ведь вдвоем и съедим.

— Испугали девку хреном! Вдвоем съедите, вдвоем и спать будете! На дворе! А я тут скромно наверну тушеночки и буду спать на кровати.

— Убедил. Ладно, так и быть, оставим тебе пару кусочков поплоше, подавись. Пойдем, Киря. А ты давай печку топи, потом нас накормишь, напоишь и спать уложишь.

Однако вышли на улицу все втроем.

— Ну какой костер? — с сомнением в голосе поежился Кирюха. — Сыро все, холодно…

— Вот и хорошо, что холодно! Погреемся.

— И не беда, что сыро, — неожиданно сказал Олег. — Там в сарае есть целый берестяной короб. Ну, в смысле, что целая коробка бересты.

— И хули? — цинично (а на самом деле показав себя полным идиотом) спросил Киря.

Ну, тут уж ему досталось… Тут уж начались натуральные разборки. И можете себе представить, эта жалкая ничтожная личность еще спорила!

Она спорила, что не могу поступиться принципами. Что мокрая древесина, а равно трава («Вот траву-то не трогал бы, а?!» — сказал бы кто-нибудь, если бы нашелся добрый человек), кора и протчая листва хорошо гореть не может. Потому что, видите ли, эта глубоко гуманитарная, жалкая и ничтожная личность по иронии судьбы весьма успевала по химии и физике и поэтому решила, что ей все дозволено. Дозволено игнорировать многотысячевековой опыт предков и вопрошать, за счет какого же такого загадочного «теплорода» эта самая пресловутая «береста», будучи мокрой, будет да вдруг хорошо гореть?! Это что за средневековая алхимия такая?! Нет, вы докажите, докажите!

— Ща докажем, — пригрозил ему Стива.

— Она сухая, дурак, как порох! Всю жизнь в сарае пролежала! — добавил фунт презрения к Кирилловому вульгарно-метафизическому материализму Олег. Он сходил в сарай и принес кой-каких щепок и палок.

Стива, сообразив, что Кашин прав насчет тепла в доме, послал его топить печь, а сам стал разводить костер. Но оба стояли здесь и, противно приплясывая, давали полезные советы.

— Подуй на него, — сказал Кирилл.

— Надо шалашиком поставить, и бересты, — посоветовал Казей.

— Подуй на него, — настаивал Кирилл.

Стива заматерился, оттолкнул обоих и, вылив из зажигалки бензин, зажег. Бензин вспыхнул у него на руках и потух.

— Подуй на него, — крикнул Киря и убежал в темноту.

— Ты шалашиком…

— Пошел печь топить!

И Кашин снова пошел в дровяной сарай, крайне довольный тем, как все складывалось.

Он взял охапку дров, горсть бересты и, возвратившись в дом, быстро затопил. Сухие дрова запылали и загудели с одной спички. Зная, сколько времени займет разведение костра у его криворуких товарищей, он прошел в комнату и развязал рюкзак. Подумал и на всякий случай закрыл дверь на крючок. Задернул шторы. Вытащил бутылку водки. Достал из буфета граненый стакан. Откупорил бутылку и налил ровно двести граммов, как и договаривались, — себе. Вытащил из рюкзака заблаговременно приготовленную упаковку специальной добавки и добавил в бутылку. Подойдя к печи, приоткрыл дверцу и бросил упаковку в огонь. Затем облегченно вздохнул, снял крючок со входной двери и занялся сервировкой стола. Тут же, шатаясь, ввалились эти двое.