Андрей Ильенков - Повесть, которая сама себя описывает

Она вернулась в избушку, взяла стоящий у стены рашпиль и с отвратительным ей самой скрежетом стала точить зубы. Аж вспотела точить. Вспотела? Потрогала себя под мышками. Как будто вспотела? Понюхала пальцы. Как будто бы да.

— Однако мертвые не потеют, — сказала она назидательно и скинула ягу. Тело у ягавой бабы было темное, твердое, соски свисали ниже пояса (если глядеть сверху), казалось, что кости местами выходили из тела наружу. Последние годы иногда бывало, что дырявый живот совсем прохудится, и тогда из него течет по ногам кровь. После этого ей будут говорить, что она живая! Глупые. У живых людей дырявых животов не бывает, а только у мертвых.

Наточив зубы, она снова надела ягу и еще юбку. Повязала косматую голову пуховым платком так, чтобы концы его торчали вперед. Посмотрела в зеркало. Стоит яга, во лбу рога.

Подошла к мышеловке, проверить. Мышь была, но совсем маленькая, скорее даже мышонок. Перебитый пополам створкой мышеловки, с остекленевшими черными бусинками глаз и капелькой крови на пасти. Ягавая баба подняла створку, достала добычу. Взяла ее в кулак, поднесла ко рту. Поцеловала мышонка в малюсенькую пушистую морду и с хрустом откусила башочку. Он был уже совсем холодный. Легко разжевала хрупкие косточки черепушки и проглотила. Ничего себе. Но и ничего особенно хорошего. Да что там: еды-то на один зубок! Тем более — только что наточила. Тем более что все уже давно остыло. Вот однажды попался ей хомяк, в смысле — пасюк. О, то было совсем другое дело!

Однажды она проснулась ночью от шума. Деда Ваня как раз опять охотился. Охотничек нашелся! А тут кто-то возится, шебуршит. Но не мышка, определенно это не мышка. Потому что топает, кашляет, пердит, шумно чешется. Баба и смекнула, что хомяк системы пасюк. Потому что кто еще добровольно к ней полезть захочет? Домовой у нее не живет, не хочет. Ну и черт с ним совсем. Не хочет — не больно надо!

Кто же еще, как не пасюк? Больше некому.

Еще будет отдельный разговор про цыплят, котят и ребят, но зайчата, белые крольчата, козлята, поросята, телята, утята, ежата, ужата и медвежата, гусята, кукушата, даже лягушата, ягнята, орлята, жеребята, гордые индюшата, разноцветные щенята, скворчата, бельчата и взрослые белки, барсучата, аистята, быстрята, оленята, волчата, мамонтята, лисята и лосята, бобрята, я бы даже сказал — бурундучата, глухарята, кабанята и другие животные, и не столько даже несмышленые детеныши, сколько взрослые особи, обегали ее жилище за сорок верст кругом. Так что хомяк, он же пасюк, больше некому.

Через какое-то время мышеловка захлопнулась. Ягавая баба услышала металлический лязг, визг пасюка и топот. Она соскочила с пече и зажгла свечу из человеческого сала. Пасюк прыгнул в сторону вместе с мышеловкой, завалился набок, еще немного судорожно подергался и затих. Он лежал в мышеловке с разбитой головой, был еще жив, но уже не визжал, а тихонько постанывал и сучил лапками. Пасюк был необыкновенно крупен и красив. Ближе к животу его густая шубка была серой и пушистой, а на спине — жесткой и золотистой. Ягавая баба нежно погладила трепещущую тушку и потом сожрала.

Отдельный разговор про цыплят, котят и ребят.

Был дремучий лес, а в лесу стояла на поляне избушка, а в избушке жила ягавая баба, никого она к себе не подпускала, и ела людей, как цыплят. И цыплят, как людей. Летом она частенько ела цыплят, как людей. Живыми. Таскала и ела.

Это было не так-то просто. Для этого приходилось ей идти на хитрость. Она переодевалась в маленькую девочку и старалась понравиться тем хозяевам, у которых недавно вылупились маленькие цыплятки. Это ей удавалось.

Была одна женщина, она держала кур. Редко кто держит кур в коллективном саду, а она держала. Потому что жила недалеко и могла приезжать часто. Но все-таки не каждый день, и поэтому она очень обрадовалась, когда познакомилась с маленькой девочкой, которая, между прочим, сказала, что живет тут совсем недалеко, и предложила свою помощь в уходе за курочками. Девочка сказала, что очень любит курочек. Особенно маленьких цыпляток. Через какое-то время женщина убедилась, что девочка говорит правду, и доверила ей своих курочек. Женщина решила в этом году — благо у нее такая прекрасная помощница — развести цыплят. Она давно этого хотела, но как-то не решалась, а теперь, зная, что за цыплятами всегда будет присмотр, решилась.

И ягавая баба, не будь дура, действительно присматривала за цыплятами так, что будь здоров! Чтобы ни кошка, ни сорока цыпленочка не схватила. Потому что было их всего десяток, а троих, самых лучших, ягавая баба наметила сожрать сама. И поэтому никак не собиралась кормить еще кошек, а то никаких цыплят не напасешься.

Цыплята содержались в маленьком загончике, с боков и сверху затянутом сеткой. Кошки и сороки так и крутились вокруг загончика. Мнимая девочка кормила цыплят: сначала нарезанным вареным яйцом, затем, когда они немного подросли, пшенной кашей. Она ставила корытце с водой и своих питомцев охраняла от многочисленных врагов.

Двух кошек она метко и от души огрела булыжниками, третьим был молодой неопытный кот, который запутался в сетке. Кота удалось поймать живьем, хотя крика и крови было много. Однако она все же скрутила зверушку и, держа в одной руке передние лапы, а в другой задние, своими железными зубами стала жрать ему брюхо. Кот выл и тоже грыз ей руку, но ягавая баба терпеливая, да и недолго он грыз. Зато уж она вволю полакомилась живым мясцом.

Так что всех десятерых цыплят она уберегла. Троих, намеченных ею для себя, сожрала, сославшись на хищников. Хозяйка была очень довольна. Они даже подружились. Хозяйка угощала ее чаем с разными вареньями, и баба пила — отчего бы не пить. И даже хозяйка с дедой Ваней познакомилась и тоже не раз звала на чай, только иногда охала, что как же так — девочка в школе не учится (ягавая баба, как мы помним, притворилась девочкой). Он, раскрасневшись от чая, благодушно отвечал, что раньше ходила, да малахольная она, Дарька (деда называл ее Дарькой). Все равно мало проку было от этой учебы. Или, сказать по-научному, в начальной школе имели место трудности обучения чтению, счету и письму. Однако ж научили, чего больше, куда еще с добром! Только вон и делает, что книжки читает. Да и то сказать — не всем же академиками быть, сторожихи тоже нужны.

(А что школа? В школе последней правды не скажут. Ну да, читать, писать и считать научат, а последней правды — нипочем. Образование ума не прибавляет. А до подлинной правды всегда собственным умом приходится догадываться. Учится, например, в школе баба-яга, и никто ей этого не скажет, пока она своим умом не дойдет.)

Деда Ваня той женщине вообще много рассказывал. Он чай посватать ее хотел. Что Дарька родом из одного пригородного совхоза, но мамка ее померла, да как-то странно, так что даже папку посадили в тюрьму. Так и осталась Дарька одна, не считая кошки Мурки, а была еще маленькая, и ее собирались отдать в детский дом. Она боялась в детский дом и плакала.