Андрей Ильенков - Повесть, которая сама себя описывает

Во-первых, грудь. Грудь у Снежанки была маленькой, но когда она легла на спину, Олегу показалось, что груди нет вообще. Но она же, черт побери, была! И когда он сжал груди обеими ладонями, он убедился, что они на месте. Так Олег узнал, что, когда женщина лежит, ее грудь сильно уменьшается.

Во-вторых и в-главных, запах. Он представлял себе все, кроме запаха. А тот был густ и, хотя сам по себе противен, сейчас, совершенно неожиданно для Олега, оказался самым обольстительным фактором во всей ситуации. Так Олег узнал, что, когда женщина подванивает, ее привлекательность сильно увеличивается.

Конечно, если глубоко задуматься, то удивляться не приходилось. Запах можно и должно было предположить, и даже немного странно, что он этого не сделал заранее.

Так, впрочем, часто бывает. Люди хотят добиться той или иной цели, совершенно не учитывая последствий. Иной всю жизнь… (Вот тут бы хорошо офигительные нелепые примерчики, как бы сделал Гоголь, но автор же не Гоголь.)

Хотя тут и Гоголем быть необязательно. Так, например, одна молодая женщина всю жизнь боялась умереть от целлюлита, а умерла от автомобильной катастрофы в бетонный столб. Каковой бы катастрофы не произошло, будь у нее на самом деле целлюлит, потому что за рулем был пьяный гламурный подонок, тоже чрезвычайно боявшийся женского целлюлита.

Или один мужик всю жизнь боялся вообще всего на свете, а сам и вовсе не умер. Даже еще.

А одна баба за изрядные деньги сделала пластическую операцию и стала выглядеть (да и по сути своей быть) еще хуже, чем до нее.

А другой мужик, вот как Олег, всю жизнь мечтал поиметь очень грязную женщину, мечтал-мечтал да и отыскал на вокзале совсем молоденькую бомжиху, притом неимоверно грязную, прямо неописуемо, как та маленькая Кирюшина цыганочка, правда, некрасивую. Зато блондинку и очень хрупкую. Она там сладко спала под лавочкой на остановке, подложив под голову свою нехитрую обувку. Ну, он купил гондон, привел ее домой, на всякий случай застелил пол газетами, давай ее кормить, поить и ухаживать. Она поела очень охотно и жадно, но от выпивки отказалась, а от ухаживаний и того пуще. Шум, визг, схватила кухонный нож и его в горло, да насмерть. А убежать слабо — замок открыть не умеет. Соседи вызвали милиционеров, те дверь высадили, повязали блондинку. А она, оказывается, больная на всюшеньку голову с безнадежным диагнозом, сроду девственница, ее возкальная милиция давно как облупленную знает, так потом и отпустили обратно бомжевать. И это мужику еще повезло, что сразу умер, а то у нее еще много сопутствующих заразных болезней. И не надо думать, что только таких, как педикулез и чесотка. Еще имелся туберкулез в открытой форме, гепатит нескольких букв, вторичный сифилис (хотя и совершенно бытового происхождения, от обсасывания горлышек недопитых бутылок с газировкой из вокзальных урн и мусорных контейнеров). А на сладкое ВИЧ, потому что если она сберегла честь одного места, так это еще не значит, что ее в свое время не насиловали в какое-нибудь другое, мест-то разных много. Так что ее-то прогноз неблагоприятен, а вот он бы всю оставшуюся жизнь работал на лекарства, что тоже не сахар.

А четвертый всю жизнь очень дорожил своей свободой, а деньги у него были, потому что зарабатывал он много, и притом был очень экономен. И вот, когда он уже купил квартиру, дачу и машину, дошло до него, что придется до кучи обзаводиться и семьей. Но он людям говорил прямо вслух, что дешево свою свободу не продаст! И продал свою свободу правда очень дорого. Нашел себе хрупкую блондинку, но далеко не такую, как нашел третий, царствие ему небесное, а настоящую блондинку-фотомодель. У нее оказались соответствующие внешности запросы, да и характер не чета ему, так что теперь он зарабатывает еще больше и еще больше экономит, но уж никак не на жене.

А пятый, как известно, объелся толченого гороха и умер.

А шестого всегда считали гомосексуалистом, но все было даже хуже. Просто он был человек бедный, молодой и симпатичный, и когда один старый влиятельный гомосек оказал ему знаки внимания, он решил дорого продать свою попку. И продал. Патрон, будучи руководителем большого медиахолдинга, выдумал для него новую штатную должность, что-то типа «генеральный менеджер по внутреннему консалтингу», и прожили они припеваючи очень много лет. Но поскольку этот молодой человек был не гомосексуалистом, а хуже, то на работе его не особенно долюбливали, и когда у него завязался тайный романчик с девочкой, боссу дали знать. И он поймал своего сладкого мальчика чуть ли не на девочке в своей собственной готической кроватке. Босс очень обиделся. Кроватку после мерзкой девочки пришлось выбросить, квартиру продезинфицировать, а должность генерального менеджера по внутреннему консалтингу упразднить за ненадобностью. А бедный, хотя теперь уже не столь молодой, человек столкнулся с вопросом, как ему снискать хлеб насущный. Ведь образование у него было только школьное, работать он умел лишь по той упраздненной специальности, так что проблема.

Вот так и Олегу, будь он немного поумнее, запах можно и должно было предугадать, и даже, повторяем, немного странно, что он этого не сделал. Ну не предугадал, так не предугадал. Зато теперь он узнал это из личного опыта, и наконец-то у него сложился целокупный образ. Объекта своих вожделений.

Вот, говорят, на Севере едят так называемый омуль с душком, то есть тухлый, и считают великим лакомством. А в Китае едят гнилые яйца и гнезда из засохших ласточкиных слюней и считают великим лакомством. Зато китайцы не едят сливочного масла и сметаны, справедливо понимая их как испорченное молоко, а европейцы кушают, да так, что за ушами трещит. У большинства европейцев лягушек и змей едят только персонажи страшных сказок, однако во Франции считают великим лакомством лягушек, а в странах Юго-Восточной Азии — змей.

Но это все экзотика. Возьмем обычную жирную селедку. Так сказать, сельдь. Все любят ее есть. А нюхать? Нюхать, говорите? Это смотря как. Если перед едой — то да, слюнки текут. Если во время еды — еще как, во рту так и тает. А вот после еды, когда уже сыт, — не особенно. А руки если пахнут потом селедкой? Фу, гадость. Ну и прочая рыба. Вдобавок лук и чеснок. Запах последнего даже мертвым противен.

А квашеная капуста?

Вот Олегов папешник, будучи еще старшекурсником, с молодой женой и друзьями приезжает в деревню навестить мать, Олегову бабку. Но, конечно, молодежь, дураки. Магнитофон у них ламповый, музыка непотребная, одеты не пойми как. Самогон пьют и разными деревенскими харчами закусывают, пирогами там, блинами, рыжиками в сметане и квашеной капусткой. А только чувствуют, что подванивает. Никто поначалу виду не подает, а оно все гуще. И вот один папешников приятель, терпение которого лопнуло, обращается к своей жене и спьяну говорит: «Это ты, Нинка, набздела!» Та шокирована хамством и кричит, что нет. Тогда другой приятель спьяну возражает: «Нет, это Галька моя, она всегда как нафунькает, хоть из дому беги». Девушки возмущены, объединяются, и начинается потасовка. Тут из кухни прибегает бабка и, хохоча, объясняет, что нет, это она перемешала квашеную капусту в бочке.