Ян Ленчо - Соло для оркестра

Мастерскую старый Райф держал недалеко от Сиреневой улицы, в одноэтажном угловом доме на Кладбищенской линии. Кроме нее, в доме было несколько квартир, выходивших на Долгую улицу. Лишь в мастерскую вход был с Кладбищенской линии. В одной из квартир жили сами Райфы; они и остальные семьи были тут только съемщиками, дом принадлежал кому-то из Гроссов, но после войны отошел государству, что, впрочем, на бытовых условиях его обитателей никак не сказалось. Для отправления естественных нужд использовались все те же деревянные будки в конце сырого двора, по которому по-прежнему шныряли крысы, и после смены владельца в дождливую погоду все так же протекало в квартиры, а по воду так и ходили к общей колонке на Кладбищенской линии.

Старый мастер… Погруженный в себя, почти безразличный к окружающему: постоит, бывало, на солнышке перед мастерской, потом вдруг как бы очнется — и назад, в темные ее просторы, чтобы там до вечера чинить велосипеды, детские коляски, тачки, кофейные мельнички, всякую всячину, даже мотоциклы, если клиент уже пришел и никак не отвязывается, твердя, что больше некому привести в порядок машину.

У Райфов было четверо детей: три девочки и мальчик. Тибор — младший из детей. Старый мастер работал много, а денег всегда не хватало. Мастер брал недорого, а то и вовсе работал бесплатно. Многие мотали себе это на ус и злоупотребляли его великодушием. Другие, конечно, это тоже подметили, даже удивлялись старику, который так легко дает себя надуть, однако платой не обижали, хотя и казалось им, что старому Райфу ничего и не надо, лишь бы получать удовлетворение от доброй работы.

В сорок девятом неожиданно умерла жена мастера. Было ей всего пятьдесят один год, и до той поры она ничем серьезным не болела. Событие это до того потрясло Райфа, что он, в общем-то, так и не оправился. Правда, еще три года подпоясывался своим старым засаленным передником, но уже в мастерской не на Кладбищенской линии, а на Кривой улице за евангелической церковью, в той, что принадлежала коммунальному хозяйству; а потом, так же как и его жена, поразил город и близлежащие окрестности неожиданным уходом в лучший мир.

Старшая из дочерей Райфов, некрасивая, костлявая Ружена, вышла замуж еще в конце войны и вскоре после того, как фронт отошел на запад, уехала с мужем в Братиславу, где они и осели. За пять лет Ружена родила троих детей, а когда они подросли, пошла работать в продуктовый магазин, где дослужилась до заведующей.

Средняя дочь вышла замуж тоже еще при жизни обоих родителей. Мужу ее, машинисту из Ческой Тршебовы, уже в сорок лет, из-за больного сердца, пришлось выйти на пенсию по инвалидности.

Младшая, Эдита, жила дома с братом и родителями. Той весной, что оказалась последней для ее матери, Эдита переспала с неким Петром, монтажником по профессии. Впоследствии выяснилось, что он счастливо женат, а в родном городе Эдиты жил временно, всего три месяца. В начале лета Петр исчез; Эдита, поняв, что она в положении, отправилась разыскивать его. Но Петр ускользал. Пока она скиталась по Чехии, меняя различные кратковременные работы, умерла ее мать. Эдита даже на похоронах не была и о смерти матери узнала с опозданием, в родильном доме Дечина, где ее наконец нашли сестры — уже матерью девочки, родившейся на рождество. Петр, вернее, Карел — ибо таково было настоящее его имя, — отцовства своего не признал, и Эдита, с ребенком на руках, долго перебивалась одна. Только в шестидесятых годах она вышла замуж за вдовца из Либерец, венгра, поселившегося в Чехии в сорок седьмом году, прижившегося здесь, да так и не пожелавшего вернуться в родные края. Он-то и стал для Эдиты внимательным и благодарным мужем.

Тибору, самому младшему, было труднее всех. Когда умерла мать, ему и пятнадцати не было. Когда же за ней последовал отец, юноше только-только минуло восемнадцать. Едва выучившись на слесаря на том самом предприятии, где работал его отец, Тибор еще год прожил один в родительском доме, после чего его призвали в армию. В его положении служба в армии была настоящим спасением. Там его одевали, кормили, учили порядку, чистоте, дисциплине. Такое воспитание превратило разболтанного, неряшливого подростка в самостоятельного парня, и, вернувшись на гражданку, он никогда не тянулся к старым привычкам, а, наоборот, тщательно старался вырваться из-под влияния прежних товарищей, которых теперь, после двухлетнего пребывания в столице, пропитавшись духом, дотоле ему неведомым, в глубине души презирал. Он поступил в вечернее техническое училище и окончил его, но еще раньше, во время учебы, успел жениться на Зузане, девятнадцатилетней парикмахерше, в которой, кроме телесных прелестей, его привлекало и то, что в отличие от своих сверстниц, взбалмошных девиц, Зузана смотрела на жизнь практически; пренебрегая их мимолетными ребяческими интересами, она целеустремленно тянулась ко всему основательному. Да, эта девушка была для него! И он ничуть не досадовал, когда она объявила, что ждет от него ребенка. Этот факт лишь ускорил свадьбу, подхлестнул их к действиям, которые увенчались многим таким, от чего могло бы перехватить дыхание не у одного из гостей на сегодняшнем торжестве! Родственники Тибора не были в этих краях добрый десяток лет, а результаты двух последних пятилеток в жизни Зузаны и Тибора достойны восхищения и даже зависти!

Мать вошла в переднюю. Напротив, у стеклянных дверей, выходящих на террасу, стоит ее дочь и разговаривает с людьми, которых мать пока не видит — они правее, за выступом, там, где легкая дачная мебель, столик, кресла…

Дочь, обернувшись, увидела мать.

— Мама, мама пришла! — воскликнула она, обращаясь к своим невидимым собеседникам, затем подошла к матери и потянула ее на солнышко. Тут она представила мать десятку незнакомых людей — незнакомых матери, но не Зузане с Тибором. Мать старалась запомнить, кто — кто, кто с кем, но все у нее сразу перепуталось, и в растерянности она поняла, что это ей не под силу; запомнила одну только пухленькую женщину, обесцвеченную блондинку, — среднюю сестру Тибора уж никак ни с кем не перепутаешь.

— Все собрались, пора, пожалуй, и в путь, — сказал Тибор, вопросительно взглянув на жену.

— Руженка с семейством ночевала на даче, Тибор отвез их вечером, — объяснила Зузана матери.

— А где Лацко? — спросила та, не увидев нигде внука.

— Он тоже там, — ответила дочь.

Тибор зашел в дом, вынес из чулана всевозможные корзинки и коробки — очевидно, припасы провианта для предстоящего званого обеда.

— Вот-вот съедутся туда и остальные гости. — Зузана обвела взглядом родственников. — Как бы не опоздать…

Помогли Тибору уложить вещи в машину — и отправились на лоно природы.