Альфонз Беднар - Современная словацкая повесть

Темная ночь под застланным тучами небом тянулась донельзя медленно, дышала влажным весенним холодом, на который накатывали волны теплого ветра, волочилась еле-еле, как волочится шлейф черного дыма в безветренную погоду.

Темным буковым лесом шли к молчанским полям шестеро партизан — взрывать мост на дороге в Черманскую Леготу и блокировать дорогу в Рачаны, чтобы помешать немцам удрать на подводах и машинах, хотя Порубский вместе с взрывчаткой принес и наказ от Колкара, работника старосты Шимко, взорвать, если еще не поздно, железнодорожный путь где-нибудь за Ракитовцами. Шли буковым лесом под гору шестеро из тех сорока пяти, на которых напали солдаты Дитберта у шталевского кирпичного завода. Их вела решимость отплатить за все людям Габоровой породы, рассчитаться за все с немецкими вояками, их вело желание проверить себя перед самими собой и перед лицом своих товарищей — остались ли они теми же, какими были, после долгой зимы в бункере на Кручах, пережив испытание страхом, стужей, голодом, изнурительным бездействием, отчаянием, дрязгами и озлоблением; пережив дни позора (они презирали сами себя), они хотели знать, такие ли они еще, какими были в августе и сентябре, когда с энтузиазмом, с песней взялись за оружие, не ведая страха перед превосходящими силами немцев. Они обрадовались, когда старик Порубский принес взрывчатку. И вот они шли, тихо и осторожно. Их вело, как и в августе и сентябре, желание помочь советским солдатам — «Советам», — ибо они верили: только советские солдаты не допустят, чтобы немцы обращались с людьми как со скотом. Вело их и кое-что еще. В октябре сорок четвертого, когда солдаты Дитберта напали на партизан у шталевского кирпичного завода, среди других были убиты два советских партизана, а троих солдаты Дитберта захватили в плен. Бойцов Порубского вело желание отомстить за них кому угодно, лишь бы на нем была немецкая форма. Тихо, в полном молчании шли они буковым лесом.

Горная дорога (по ней обычно спускались вниз к молчанским землям) была еще мокрая, грязная и скользкая. В глубокой колее, оставленной колесами тяжелых повозок, кое-где еще стояла вода. В воздухе веяло влажным запахом распускающегося леса. Издалека, с юга, слышался гул канонады и треск железнодорожных шпал, уничтожаемых немцами.

Мишо Порубский, сын молчанского общинного служителя, шагал впереди, и его захлестывала огромная радость. Может статься, совсем скоро все будет кончено!.. Эта счастливая мысль не давала думать ни о чем другом. Его переполняла радость от сознания, что лишь ему удалось удержать в бункере своих шестерых товарищей, не допустить, чтобы они разошлись. Как хорошо шагать сейчас под гору и думать, что, возможно, он идет на свою последнюю операцию, а сколько еще мужества сохранилось у него и у его товарищей от того великого воодушевления августовских и сентябрьских дней, которое у многих других борцов и целых отрядов сошло на нет. Исчезло, как утренний туман… Он шагал молча, бесшумно и осторожно.

В Молчанах ночь проходила для одних медленно, а для других быстро.

Около трех начальник молчанского гарнизона обер-лейтенант Вальтер Шримм вне себя вбежал в шталевскую виллу и с горечью и гневом вскричал:

— Гизела, кажется, я не смогу дать тебе машину… Теперь уже опасно… уходить вместе с войском… а у нас исчезла взрывчатка… взорвать мост, заблокировать дорогу… должен был Колпинг, но он еще не вернулся, а ведь он мог бы часть вещей взять к себе в машину, у него большая машина…

Гизела Габорова ничего не понимала.

— Колпинга послали с особым заданием в партизанские деревни… а взрывчатка, исчезла взрывчатка… где она?

Шримм умолк, тяжело дыша, и думал о том, что ротенфюрер Колпинг должен был заблокировать дорогу из Больших Гамров и вернуться в Молчаны, но все еще не вернулся. Шримма снедал страх, он не мог понять, что случилось с Колпингом и его отрядом, и не решался отправить солдат на их розыски.

Гизела озадаченно смотрела на Шримма.

— Теперь уже опасно… Почему, Вальтер? — спросила она. — Почему же опасно? Что произошло?

— Нет, Гизела, ничего не произошло, но я боюсь за тебя.

— Боишься? Чего же? Машина вернется, солдаты тоже, если для тебя это так важно. — Гизела Габорова страшно испугалась, что ей не удастся уехать на машине, но постаралась принять самый невозмутимый вид, на какой только была способна.

— Ладно, Гизела, однако…

Гизела Габорова ответила Шримму недоуменным и обиженным взглядом и села на зеленый диван.

— Ты, случайно, не знаешь ли?.. Не слыхала?.. — Шримм испытующе уставился своими черными глазами на Гизелу. — Есть здесь, в Молчанах или в округе, партизаны?

— Ничего я не знаю! Подумай сам! Откуда мне знать? Какое мне дело до этого? Может, есть, а может, и нет. У меня партизаны убили мужа…

— Знаю, Гизела, но ты тоже виновата!

— В чем я виновата? — Гизела рассмеялась, показав два ряда великолепных белых зубов. — В чем, Вальтер?

Шримм вдруг понял, что способен бестрепетно смотреть в голубые глаза и овальное личико Гизелы, и только потому, что говорит ей неприятные вещи.

— Ты виновата уже в том, — сказал он, — что из-за тебя я пренебрег своими прямыми обязанностями. Я не приказал проверить население Молчан.

— Так прикажи проверить! — заявила она. — Начни с Митухов! — Она тут же запнулась. — Впрочем, в этом вряд ли есть смысл, ведь инженера Митуха взяли солдаты Дитберта, которые были тут в сентябре и октябре. Наверняка его где-нибудь пристрелили.

Гизелу Габорову охватил ужас оттого, что она так необдуманно ляпнула об инженере Митухе, даже ложь насчет солдат Дитберта едва ли спасет дело. Ее овальное личико зарделось, а голубые глаза потупились. Она старалась отогнать от себя мысли об инженере Митухе с его ужасной тайной. Митух, бывший поручик, связан с партизанами. Он сам ей проговорился. Если его выдать, то на всем белом свете не останется никого, кто знает о ней столько, сколько он. Что, если Митух вздумает отомстить ей?.. Она взяла себя в руки.

— Ничего опасного тут нет, Вальтер, — сказала она, вставая. — Раз не опасно для меня, то для твоего солдата с машиной и подавно. А если ты что-то упустил, вини в этом одного себя. Я тут ни при чем. От немецкого офицера требуется многое, — вспомнила она слова Шримма и повторила их: — От немецкого офицера требуется больше, чем в состоянии вынести человек.

— Ну конечно, Гизела. — Вальтер Шримм недоверчиво сощурил глаза. Помолчав, добавил: — Ну ладно, Гизела! Я пришлю за тобой машину. Жди меня в Ракитовцах в штабе полка! Оденься потеплее, возьми с собой ценности! — Шримм на минуту задумался. — Шофера можешь не опасаться. Я подберу надежного человека.

— Спасибо, Вальтер. — Она закинула руки ему на плечи, погладила щеки и шею. Поправила у него на голове новенькую пилотку из грубого серо-зеленого сукна. — Спасибо тебе за все…