Даша Полукарова - Время невысказанных слов

Так что ты страшно опоздала — ты так думала — и когда влетела в сверкающий, заполненный светом зал, пассажиры со Стрелинского рейса вовсю уже обнимались со встречающими. Ты завертела головой, разыскивая его, и не увидела, нет, услышала голоса за своей спиной. Знакомый голос принадлежал Стрелину, незнакомым был голос его начальника, к которому он обращался по имени отчеству. И Артем не сразу заметил тебя, именно потому что свет бил ему прямо в глаза. А ты боялась повернуться и лишь слышала, как они обсуждают скорый — скорый! — переезд в другую страну. Да, Австрия определенно прозвучала в том разговоре! Так вот, они обсуждали, разговаривали про формальности, договаривались временно об этом молчать и ждать часа.

А ты… сердце твое пропустило пару ударов точно! Пока жизнь прямо на глазах катилась под откос, ты понимала, что теперь тоже обречена ждать часа. И ты ждала, и гадала, и не спала, и копалась в себе… и в общем, об этом все ясно.

Поэтому сейчас лучше… ну как бы, не строить иллюзий, только потому, что он стоит напротив и о многом молчит, и ты так соскучилась по нему, что темнеет в глазах от одной мысли, что лучше не прикасаться и не брать его за руку…

Все правильно.

Твое молчащее «ты» застынет во мне своей несокрушимой массой и под этой тяжестью я уже не смогу сдвинуться с места. Бесполезно.

И я знаю, поверь мне. Пока я мучаюсь и пытаюсь справиться со всем этим, ты продолжаешь жить. Ты живешь в своем мире. Каждый день куда-то бежишь; знакомишься с новыми людьми; смеешься в кино с друзьями; боишься не успеть на задание; забываешь поливать цветы на окне и мечтаешь завести рыжего кота; пропускаешь телефонные звонки от бывшей девушки; ловко отвязываешься от новой, когда у тебя плохое настроение; вместо посиделок с друзьями выходишь из дома и бродишь часами по улицам лишь потому, что во время ходьбы тебе лучше думается; находишь новые интересные книжки на развалах; возвращаешься как-то утром из командировки; всю ночь смотришь старые советские фильмы; просыпаешь все на свете; мчишься по делам, не разбирая дороги; забываешь снять чайник с плиты, оставляешь ключи в замке; запрыгиваешь в автобус на ходу, растерянно смотришь на себя в зеркало и думаешь (в который раз за месяц), что пора подстричься и все дальше, дальше, дальше. Ты так и живешь. И твое молчащее «ты», даже если ты об этом не думаешь, живет вместе со мной. И я все также буду думать, ты не беспокойся, но со временем все меньше и меньше, пока однажды ни проснусь с мыслями о чем-то своем, вполне обыкновенном, а не о тебе. И так будет правильно. Станет правильно.

Все наконец, на свои места.

***

— Я всегда любила танцевать. Это было занятие, знакомое мне с детства. Не было и не могло быть ничего проще и естественнее, чем танец. Здесь не надо быть гением, нужно лишь уметь слушать. Как уметь слушать других людей — не просто звук их голоса, но и то, что они говорят — так и музыку, то, что она пытается передать нам. Наверно поэтому все хорошие танцоры очень внимательны к другим людям.

Но я сама не считала себя хорошим танцором. Очень часто стала думать, что, возможно, начинаю терять навыки? Но все было не так. Я начала терять лишь уверенность в самой себе. — Я вещала, остановилась на секунду, обвела глазами четверых человек, сидящих передо мной и, глубоко вздохнув, продолжила. Трудно было начать говорить по-английски, но, начав, я уже не могла остановиться. Наверняка, я допускала ошибки, но важнее мне было передать, что я думаю. — И однажды я пришла на танцы, и все про это поняла. Знакомство с современными танцами я начала давно — в любительском театре. Я ставила там танцы в спектакль, времени было мало, и я самостоятельно осваивала разные виды танцев. И только переехав в Санкт-Петербург, я занялась танцами у профессионалов. Сменила несколько школ, а теперь уже полгода занимаюсь у преподавателя.

Собеседование мы проходили по одному. Я попала в группу, которая прошла во второй тур кастинга. Это было не очень сложно, я подозревала, что самое сложное только впереди. Сегодня было человек сто. Да нет, конечно, меньше, но не намного. Нас разбили на группы по двадцать человек и велели танцевать выученный только что кусок. Упавших, оступившихся, сбившихся, убирали сразу. В итоге отобрали как раз двадцать человек.

Теперь собеседование. Еще одно испытание.

А ведь прием на первый тур идет уже не первый день, и окончится только дня через три.

На этот мюзикл, который продюссировали какие-то американские шишки, был безумный кастинг! Оно и понятно — он пользовался безумной славой в Америке среди детей и взрослых, его развезли по некоторым странам Европы, поставили в Москве только недавно, вот теперь дошла очередь до Петербурга! Это была сказка «Рапунцель». Волнение стояло страшное.

Ходили слухи, что с отобранными заключат контракт на полгода, и платить будут так, чтобы можно было смело утверждать, что продюсеры — точно американцы.

Старостина готовила меня за месяц. Она говорила, да и сама я объективно понимала после стольких отказов — нам нужно было, наконец, прорваться. Опыта мы набрались, растанцевались, держаться уверенно научились — можно и к действиям переходить.

Мы практически не вылезали из танцевального зала.

И вот, сегодня, пожалуйста.

Я сразу поняла, что лучше обратиться к блестящим, уставшим, перешептывающимся американцам лично, хотя среди них и сидел переводчик.

Но что-то меня толкнуло, и я заговорила.

Их было двое: один невысокий, юркий, постоянно куривший, готовый в любую минуту вскочить и вместе с другими танцорами запрыгать по залу, показывая как надо; другой — высоченный, пожалуй, слишком бледного, болезненного вида, но с умными живыми глазами, периодически негромко останавливающий своего чересчур эмоционального коллегу. Они мне нравились, хоть и оттачивали периодически резкие фразы, будто штамповали их. Но говорили они по делу и еще никого не выкинули просто так, без причины.

Я устала, пот катился градом, но это был настоящий драйв — и танцевать и говорить. Волнение прошло, я, как и когда-то в студии у Смирнитского, подходила достаточно близко и ничего не боялась.

Рассказывала о преподавателях, бальных танцах и детстве, когда я боялась танцев больше всего. И что удивительно, они слушали и задавали все новые вопросы, хотя за мной оставалось еще человек пять. А еще, когда я не могла подобрать нужное слово они, добродушно смеясь, помогали. Потрясающие люди.

Наконец, я замолчала и посмотрела вопросительно на переводчика, хореографа и режиссера, который выступал в качестве русского представителя. Они, кажется, слегка обалдели от состоявшегося только что разговора. Переводчик, лишенный работы, переглянулся с режиссером и налил себе стакан воды.