Даша Полукарова - Время невысказанных слов

Пришлось со вздохом признать: вряд ли…

Ну конечно, тот пьяный бред, что она вчера несла и бешеные скачки к упавшему Марку по сугробам — это все было на самом деле!

С ней всегда так и просто присниться ей это не могло.

Она постояла мгновение, задумавшись, а потом быстро шагнула к дивану и села. Ночью она была в твердой уверенности, что уже не уснет. Но под утро это произошло само собой. Какая странная Новогодняя ночь! Пожалуй, самая странная в ее жизни. Она думала об этом, глядя, как поднимается рассвет за окном.

Теперь еще и Марк… И что ей теперь делать?

На ум лишь лезла фольклорная присказка, любимая всеми сказками: слушай свое сердце…

Мда, докатилась.

Она рассматривала Марка, запрокинувшего лицо вверх, и понимала… Понимала, что ничего уже не понимает.

Он пошевелился во сне, а потом, видимо, все-таки потревоженный светом солнечного луча, проснулся. Мика не успела и сдвинуться с места, как он уже открыл глаза и быстро сел на диване.

И улыбнулся ей.

— Мишка.

Когда-то давно, точнее, не очень давно, всего год назад, когда она приехала к нему в Москву в первый и последний раз, она рассказала ему о прозвище, которое дал ей папа. Рассказала, хотя никому об этом никогда не рассказывала. Даже Варьке и Никите.

Мишка… Мишка… Мишка…

Одно дело, когда это привычное с детства имя произносил отец, совсем другое, когда оно звучало из уст Марка — словно случайно ворвавшаяся в комнату птица, которая, побившись о стены, находит дорогу на свободу.

— Мишка, — снова повторил Марк и улыбнулся. — Привет.

— Привет.

Она лишь покачала головой. Встала.

— Зачем ты приехал?

— Поговорить с тобой. Поговорить с твоим отцом. — Улыбка сползла с лица Марка, как будто ее там и не было. В этом знакомом, незабываемом ни на минуту лице с добрыми щенячьими глазами, было что-то тревожащее, что хотелось запомнить навсегда так, как есть сейчас.

— Что?!

— Хочу убедить его, что это ужасная ошибка — выдавать тебя за твоего Влада!

— Вадима.

— Неважно, — он торопливо одевался. — Где мой свитер?

— Марк, не надо. — Тихо сказала Мика, садясь в кресло.

— Что?

— Я рассталась с Вадимом.

Он остановился, так и не натянув свитер.

— И ты… тебе грустно от этого? Плохо?

— Марк, нет. И ты это прекрасно знаешь! — она даже рассердилась от того, что он заподозрил ее в каких-то чувствах к Вадиму.

Он развернулся к ней.

— Я знаю?! Я весь год пытаюсь поговорить с тобой нормально! Но мы… мы только ссоримся друг с другом и доводим до бешенства! Я не могу вырваться к тебе, потому что ты чуть ли не умоляешь меня не делать этого, потом звонишь и заявляешь о своем новом ухажере, потом уезжаешь с ним назло мне на какие-то раскопки! И что мне было делать? Попытаться тебя убедить? Приехать и убить твоего Вадима? Поговорить с отцом? Украсть тебя? А если ты изменилась? Если я… и все мои слова, действия выглядят лишь как жалкие попытки, и теперь я не нужен тебе? Если, сообщая о Вадиме, ты на самом деле говорила, что счастлива, что я… какое-то временное никому ненужное образование, существо, которым легко попользоваться и выкинуть?! Я, может быть, приехал лишь убедиться, что ты так счастлива, как пытаешься показать!.. Но ты ты та же Мика, и не пытайся меня уверить, что стала другой за этот год.

— Иди сюда, — неожиданно для себя сказала Мика и притянула его за рукав свитера к себе. Грозовский шагнул вперед и сел на корточки прямо перед ней.

— Да?

— Да, Марк. Ничего не изменилось, поверь мне. Но я… да. Я повзрослела.

— Это не взросление, Мика. Это какое-то… старение. Ты уже не веришь, что все возможно, понимаешь? — с сожалением протянул Марк. — Как раньше. Точнее, ты бы хотела верить, но боишься. И я читаю этот страх в твоих глазах. Это самое страшное — засомневаться в себе, особенно если раньше не сомневался. А сомнения — это не взросление. Уж точно.

— Нет.

— Да. И ты это прекрасно знаешь. Не сомневайся во мне — со мной все также. Я здесь, я приехал к тебе. Потому что ты мне нужна. И я готов спать под вашей дверью, но добиться у твоего отца разрешения… быть со мной.

— И как? Как ты это представляешь? Даже если он и даст такое разрешение, что это значит для тебя? У меня университет и у тебя…

— Университет, — насмешливо закончил Марк. Он почему-то был в превосходном настроении. — Это все можно решить, это не такая проблема! Можно ездить друг другу, видеться по несколько дней в месяц, было бы желание! Я заканчиваю в следующем году, я уже подрабатываю съемками в рекламе, хожу по кастингам…

Мика молчала. Смотрела на него и не могла сказать ни слова.

Как всего лишь один человек, с которым провел вместе всего лишь неделю, мог так запасть в душу? Один человек? Одна неделя? И целый год наизнанку.

— Назови мне хоть одну пару, которая выдерживала бы отношения на расстоянии?

— Варька и Артем. — Не раздумывая, заметил Марк.

Мика с сомнением посмотрела на него.

— Поверь мне, — протянул он. — У них-то все далеко не закончено…

Со своего места Мика сделала то, что давно нужно было сделать — поцеловала его. Он обхватил горячей рукой ее затылок, притягивая к себе. И лицо его, и волосы, и глаза, и губы — все это снова было близко, до странности близко, непозволительно близко.

Как один человек?..

Вот как.

Она прервала поцелуй и встала. Подошла к окну. За окном все было до странности обычно и совсем как и должно быть первого января.

Рыхлый снег с тучей из следов, остатки фейерверков и отсутствие людей на улице. Для первого января было непозволительно рано.

— Не обязательно чувствовать себя виноватой перед отцом всю жизнь, — заметил Марк тихо.

— Нет. И мне никогда не отблагодарить его за то, что он для меня сделал.

Он будет счастлив. Будет. Я это чувствую. Нет. Знаю.

Марк собрался с духом и задал тот единственный вопрос, на который ему хотелось бы получить ответ:

— Ты поедешь со мной в Москву, когда я поговорю с твоим отцом? Хотя бы на неделю.

«От ошибок, Мишка, родненькая, никто не застрахован. Ни царь, ни Бог! И все мы их совершаем в своей жизни, и немало. Но больше всего оберегайся ошибок в любви, потому что нет ничего хуже. Пройдет много лет и все успехи и неудачи — в работе, в учебе, в налоговой, с вредными работодателями, хамоватыми продавщицами и диктантом по русскому за третий класс — забудутся. Останутся только твои сказанные или утаенные слова, последняя встреча, последний звонок, последнее письмо — и все то, что еще хотелось бы переписать, пересказать, набрать не тот номер. Не тот и не так. И если это осталось с тобой, если только это ты и вспоминаешь, значит, дело твое труба. Ничего не исправишь. Уже никогда. Так что, Мишка, родненькая, прошу, не делай ошибок в любви».