Наталья Галкина - Корабль и другие истории

Серебряные паруса
Дней юности, где, с жару, с пылу,
Сияла эта Альфа Пса, —
Каникулярное светило,
В чей легендарный синий блик
И календарный блеск холодный
Заглядывался сфинкса лик
И Нил влюблялся многоводный.
Гори, мой Сириус, сияй,
Ночное солнце черной бездны,
И на Бермуды намекай
Нам треугольником небесным,
На тайны знаний и наук,
Статей журналов популярных,
На остров Оук — или круг
Двойной систем бинокулярных…
Гори, мой Сириус, гори,
Бенгальский огонек факира,
Нас отпуская в январи
Из декабрей, как в мир из мира.

Как всякий истинный студент,
Наш Комаров любил перроны,
Серебряных сплетенья лент
И общего вагона лоно;
Свидетельством солидных лет
Ему казался сам билет,
Предъявленный им проводнице,
Дозволившей в вагон втесниться.
Итак, он ехал в Ленинград
Каникулярной ночью зимней.
В окне светился звездный клад,
Качался станций образ дымный,
Тянуло холодом от рам,
Как по волнам, влекло по шпалам,
Почти до самого утра
То бодрствовал, то засыпал он.
Озноб встряхнул его сначала
В фойе Московского вокзала.
Свобода, кофе с молоком,
Сиротский бутерброд буфетный
По жилам грянули хмельком,
Походным маршем и победным.
Хлебнув с вокзального крылечка
Сырого воздуха настой,
Он дозвонился без осечки
И прибыл к другу на постой.
Макаров, комаровский друг,
Жил в самом центре Ленинграда.
Перекрывала полукруг
Двора с фонтаном колоннада;
Парадная спала в углу,
Лифт ехал в час по чайной ложке…
Узлы в прихожей на полу
Служили горкою для кошки.
— Привет, Володька! — Здравствуй, Лёнь.
— Пошли на кухню, выпьем чаю.
Приехал, милый ты мой друг!
А я тут истинно дичаю:
Мои-то убыли на юг…
А в комнате той угловой
Сейчас живет приятель мой…
— Он тоже медик? — Кто, Егор-то?
Нет, инженер. У них ремонт,
И дома некогда чертить;
Пришлось, как видишь, приютить.
Что мне здесь делать одному
С жилплощадью и кубатурой?
Так цирк сегодня на дому
Со всей своей аппаратурой.
— С какой?.. — Да, Львович, с цирковой!
Георгий — парень мировой;
Но сам он, видишь ли, таков —
Ему везет на чудаков!
Представь себе, его знакомый —
Известный иллюзионист —
К нам перевез… ну, в общем, та,
Напротив, дверь незаперта,
Но он просил не заходить,
Чтобы чудес не повредить.
— Что ж там? — Не знаю, хоть убей!
Ну, шкаф, цилиндр для голубей,
Платки, бумажные цветы,
Узлы, коробки… Лучше ты
Мне расскажи, как ты живешь?
Что за проекты выдаешь?
Не перестал писать портреты?
Куда ты ездил этим летом? —
Беседа к полдню подошла,
Макаров встал из-за стола:
— Ты отдыхай, я ненадолго.
Вон твой диван у книжной полки. —
Схватив портфель, он был таков.
Оставшись в незнакомом мире,
Пошел неспешно по квартире
Владимир Львович Комаров.

Таинственный театр чужих квартир!
Как вы живете, милые соседи?
Не так же ли, как я? Или иначе?
Каков порядок? Как полы сверкают?
Как беспорядок тут распорядился?
Какие книги склонны вы читать?
Что за бирюльки, что за безделушки
Домашними божочками стоят?
Две книги выбрал Комаров неспешно:
Том Гофмана и труд Фламмариона,
Обследовал обширный коридор,
Зашел в столовую, полюбовался
Огромной раковиной, челюстью акулы,
Яйцом пингвина, мамонтовым бивнем,
На судовые поглядел часы:
Отец Макарова был ихтиолог.
В шкафу висели дивные скелеты
Неведомых великолепных рыб.
Он сунулся в родительскую спальню,
Увидел в зеркале себя и вышел.
И очутился перед этой дверью,
Незапертой, но и почти запретной.
Еще он колебался неприметно,
Припомнил детство, ключ, закрытый шкаф.
За ручку взялся, на пороге встав,
Не ожидая чуда и беды,
Точь-в-точь, как жёны Синей Бороды.
Стояли тут коробки и тюки,
Цветные вазочки и круглый столик,
Пульт управления в углу скучал.
Владимир заглянул в большой цилиндр:
На дне очки лежали и перчатки.
Столешницу задел он, обходя;
Цилиндр исчез, беззвучно канул в стол,
Его сменил букет бумажных маков.
Лавируя, Владимир тронул шкафчик,
Который чуть в гармошку не сложился.
Стояла трость, как гвоздь, торча в полу.
Трость обойдя, он встретил пульт в углу.
Дизайнер, выходящий на диплом,
Заметил массу недостатков в нем.
Два окуляра наверху торчали
И эргономике не отвечали;
Их окружал огромных ручек ряд,
Без надписей налепленных подряд.
Внизу, на плоскости горизонтальной, —
Наборы кнопок с цифрами вплотную,
Над ними некто написал где что,
Кривыми буквами и кое-как.
Читал Владимир надписи: «Т» — время?
«Год», «месяц», «день», «повтор», «координаты».
Над клавишным набором от машинки
Ужасный почерк начертал: «Район».
И стал играть в игрушку эту он.
«Год»? Нынешний, естественно… Декабрь.
Среда у нас с утра была сегодня…
«Повтор»?.. Что за «повтор»? Поставим «два».
«Район»? — Ему припомнилось названье,
Прочитанное утром на трамвае,
И, нажимая клавиши тугие,
Набрал дизайнер слово: «Оккервиль».
Потом пошли какие-то значки,
Параболы, квадраты, иераты.
Ткнул Комаров на клавишу с кружком,
Нанес на стеклышко мелком из воска
(Заботливо на ниточку цветную
Подвешенного некоей рукой)
Размеры высоты и ширины
(Бог весть чего), пометил светосилу,
Старательно припоминая стильбы,
И люмены, и световой поток,
Поставил номер контура, режима,
Приемник «семь» и передатчик «три».
«Включаю!» — тумблеру, и лампочке: «Гори!» —
Сказал. И тотчас лампочка зажглась,
Внутри потикало и замигало,
Звоночек прозвенел, и тихо стало.
И отключил машину Комаров.
Все клавиши на место поскакали,
Пометки восковые враз пропали.
Идя обратно, любопытный гость
Задел в паркет вонзившуюся трость,
Которая зонтом оборотилась
И с треском на треть комнаты раскрылась
Едва он зонт сумел загнать назад,
И вышел вон со вздохом облегченья.
На кухне Комаров нашел печенье,
Лег на диван, одну из книг раскрыл.
Тут кто-то в дверь три раза позвонил.

Прихожей одолев полупотемки,
Он дверь открыл прекрасной незнакомке.
В кудряшках из-под шапки шерстяной —
Цвет пряжи неприкрашенной льняной.
Она вошла, сказав высокомерно:
«С Макаровым мы разошлись, наверно,
Его еще, конечно, дома нет?»
Пошарив по стене, включила свет,
Отправилась на кухню, газ зажгла,
Порылась в тумбочке, кулек конфет нашла,
И — Комарову: «Сядьте, так и быть,
Сейчас мы с вами будем кофе пить».
Сидела амазонка в свитерке
С дешевою конфеткою в руке.
Решительное это существо
Бестрепетно глядело на него.
«Как вас зовут?» — «Елена» — «Вот те на!
Теперь нас ждет троянская война…»
Макаров появился с пачкой книг,
Она к нему оборотила лик,
И очень скоро было решено,
Что вечером пойдут они в кино.