Наталья Галкина - Покровитель птиц

Он играл Шостаковича, это всем известно, и вот, как я вспоминаю, Владимира Николаевича Салманова и Бориса Лазаревича Клюзнера. Он сыграл его первую симфонию, потом он исполнил вторую симфонию Бориса Лазаревича. Это были, на мой взгляд, событийные концерты, очень яркие, проходившие с большим успехом.

Хочу вспомнить замечательного, просто, на мой взгляд, гениального скрипача Михаила Ваймана. Незабываемое впечатление от исполнения Михаилом Вайманом скрипичной сонаты Бориса Лазаревича у меня осталось!

Затем Борис Лазаревич написал скрипичный концерт, который тоже исполнил Михаил Вайман. Его первым исполнителем был Михаил Вайман, он для него специально писал.

Очень яркое произведение!

И после этого он написал концерт для двух скрипок с оркестром. Вначале он писал для скрипки и виолончели, двойной концерт такой. Но потом он долго ждал исполнения, должны были играть Вайман и Ростропович. Но Ростропович так тянул это дело, никак не мог взяться, он был очень занят. И тогда Борис Лазаревич, он же был такой, с характером человек, он решил: «Ах, так…», и переписал весь концерт для двух скрипок с оркестром. И вот в этом уже варианте его блестяще исполнили Вайман и Гутников. Борис Гутников — замечательный скрипач.

В камерной музыке Борис Лазаревич написал фортепианную сонату и тоже нашел замечательную исполнительницу, это Татьяна Николаева. Я считаю ее одной из самых ярких наших пианисток.

Так что здесь (с исполнителями) Борису Лазаревичу, по-моему, везло.

Но что значит везло? Просто музыка была замечательная. Если б музыка была средняя или неинтересная, то такие исполнители не стали бы ее исполнять.

…Но очень жалко, что у нас как-то вот так человек умирает, и его забывают.

Вениамин Баснер

(расшифровка интервью из телепрограммы «Пятое колесо, 1989 г.)

…Раздался звонок, очень тревожный звонок Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, который в это время приехал в Репино…и вопрос: «Боря, Вы не знаете, как себя чувствует Борис Лазаревич Клюзнер?»

Я сразу позвонил в Музфонд, и мне сказали, что он только что умер.

Вот, и на мою долю выпала такая грустная миссия, сообщить об этом Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу, который очень тяжело переживал эту кончину своего, действительно, друга и одного из любимых композиторов. Но, как известно, и сам Дмитрий Дмитриевич умер 9 августа этого же года. Вот так одновременно мы потеряли двух огромных художников…

В этом году (1989) Клюзнеру было бы 80 лет, он 1909 г. р. Я, к сожалению, Бориса Лазаревича знал не очень долго и не очень много… Но встречи и его музыка оставили неизгладимое впечатление. Я музыку его помню и люблю всю жизнь!

Ну, я вспоминаю премьеру Второй симфонии, это удивительное сочинение.

И третью симфонию, довольно страшное сочинение, с хором на японские стихи, сочинение, которое кончается просто всемирной катастрофой. Очень актуальное сочинение, которое вот почему-то вот не играется, не играется, не играется…

Третью симфонию я помню очень хорошо. Он сам играл на рояле, и сам пел, удивительно выразительно, экспрессивно.

Я вспоминаю, наше знакомство произошло, когда я был еще совсем юн, мне едва ли не 15 лет было. Я учился тогда в Музыкальном училище.

Он (Борис Лазаревич) очень любил, действительно не то чтоб преподавать, а вот как-то наставлять, говорить, объяснять.

Помню, я получил из его рук вот эти восемь романсов на стихи английских и бельгийских поэтов: это Бёрнс, Вордсворт, Китс, Шелли и Верхарн.

Это музыка удивительно достойная какая-то!

Это, кстати, было время, когда в зенит славы вошел знаменитый цикл Свиридова на стихи Роберта Бёрнса. И вот я считаю, романсы Бориса Лазаревича на английскую и бельгийскую поэзию, ну как принято говорить, вполне конкурентоспособны с этим действительно выдающимся сочинением Свиридова, а во многих качествах своих они даже тоньше, а может быть, даже глубже.

Какая-то удивительная музыка, интеллигентная, это очень высокая петербургская интеллигентность.

Только великий художник, по-моему, мог написать одним штрихом такой образ — «Грустила птица» на стихи Шелли. Удивительная пластика, изящество!

Такая вот музыка! Я ее страшно люблю. И замечателен романс «Кукушка». Сколько лет прошло, а эта музыка во мне живет. И я считаю себя во многом учеником Бориса Лазаревича.

При такой какой-то грустной задумчивости его творчества, он (Борис Лазаревич) был очень остроумный человек и даже веселый. Я помню, как я в восхищении говорил о «Манфреде» Чайковского: «Вот тема феи, посмотрите, какая прекрасная». А он говорит: «Ну, какая-то такая сельскохозяйственная фея немножечко!» А надо помнить, что это было время, когда были такие фильмы, как «Кубанские казаки», где действительно воспевалось несуществующее изобилие нашей Родины. Это было очень смешно и, в общем-то, правильно. Хотя я продолжаю любить эту музыку.

Ну, вот еще помню, как он говорил: «Боря, не будьте чистоплюем, не брезгуйте писать музыку в кино, это очень выгодно: бум — рубль, бум — два! Занимайтесь этим, ничего нет в этом позорного, зазорного».

Я уверен, что настоящее творчество, такое, каковым является творчество Клюзнера, оно не исчезает. Позабыли — вспомнят!

Он такой современный. Он опередил свое время просто.

Я уверен, что судьба его творчества очень светлая.

Борис Тищенко

(расшифровка интервью из телепрограммы «Пятое колесо, 1989 г.)

Джабраил Хаупа, кабардинский композитор, ученик и друг Б. Л. Клюзнера:

«Борис Лазаревич разъял для меня атомы музыки, я у него прошел, что не успел в консерватории».

Валерий Гаврилин, композитор, (из письма к Джабраилу Хаупе, февраль 1984 года):

«Борис Лазаревич (Клюзнер) милый, великий человек… Так до боли его не хватает, с каждым днем всё больше и больше, особенно сейчас, когда наша музыкальная жизнь становится всё более ложной и безнравственной. Так не хватает его мудрого слова, совета. Но есть что-то удивительное и магическое в том, что и после смерти своей он сделал, как и всегда при жизни, доброе дело — столкнул нас с Вами».

Б. Л. Клюзнер — Джабраилу Хаупе:

«Об исполнении твоих „Сказок“ я знаю. Мне рассказал об этом А. С. Леман. Его отзыв об этом пленуме сходится с твоим. Твои „Сказки“ выделились среди других сочинений (это его мнение). Я рад за тебя. Он же рассказал мне о посвящении. Меня это очень тронуло. Спасибо, но объявлять об этом на концерте, по-моему, не следовало. Это может несколько охладить хорошее отношение к тебе. Сочиняй больше. У тебя за душой есть поэзия. Остальное — труд».

«О горьковском пленуме мне всё известно не только из твоего письма. Я видел программу. Мне сообщили, что твоя поэма отлично прозвучала и была хорошо принята аудиторией. Всё это меня очень порадовало. Если уж нужны мои советы — могу дать один (надежный) — марать больше нотной бумаги. Это единственное средство «выписаться» и приобрести технику».