Александр Семёнов - Редкие девушки Крыма

Мы незаметно пришли. Таня жила на Морской улице; в отличие от моего двора на Парковой, похожего на букву П, Танин двор напоминал Г с видом на Яхтенную бухту вместо недостающего дома. Ветер с бухты приносил едва уловимый плеск волн. Дом Тани глядел окнами на дикий пляж, ограждённый молодыми платанами, а слева, на тёмном пирсе яхт-клуба, мигал огонёк – это какой-то любитель ночной рыбалки сам себе подсвечивал фонариком. Я много раз нырял с этого пирса и однажды грохнулся в воду не нарочно, пытаясь поймать швартов шестивесёльного яла…

– Спасибо, что проводил, очень интересно было поговорить, – сказала Таня и, оглянувшись на кусты возле парадной, из которых летело шипение, рявканье и гнусавый вой, добавила: – Когда к нам в гости впервые приехала моя родственница, я показывала ей город. Едем на велосипедах не торопясь, она смотрит и говорит: «Неправильно ваш город называется. Это не Солнечное, это Котоград».

Мы рассмеялись. «Не вас ли я видел на пляже прошлым летом?» – хотел я спросить, но не рискнул и, пожав на прощание Танину руку, ответил:

– До завтра.

Ночью после нашего разговора я увидел сон, основанный на «Отклонении от нормы». Эту повесть вы легко найдёте в сети, в том самом переводе Феликса Сарнова, поэтому не буду долго отвлекаться на пересказ сюжета. Остатки человечества пытаются выжить после ядерной войны и сохранить внешний облик, беспощадно стерилизуя и изгоняя мутантов, которые рождаются с небывалой частотой, что неудивительно: целые континенты заражены радиацией. Но если третий глаз или лишний палец на ноге скрыть нельзя, то изменения внутренние – например, способность к телепатии, которую обнаруживают в себе молодые герои, – совсем другое дело. До поры до времени они успешно притворяются обыкновенными, но вот однажды… И хватит раскрывать интригу. Моему сну не было дела до лишних пальцев и даже голов. «Привет!» – слышал я в своей единственной голове голос Мексиканца. Он стоял рядом и губ не размыкал, однако я слышал. «Привет, – думал я, – мы что, общаемся мыслями?» «Да», – звучало в голове. Ох ничего ж себе, это круто! А больше никто не может? Вокруг появлялись знакомые, и я видел – по удивлённым взглядам друг на друга, по выражению лиц, – видел, что они тоже могут. Серёга переговаривается с Оксаной Ткаченко, Ира Татрова – с ними обоими и с Олей Виеру. Какими-то сигналами обмениваются одиннадцатиклассники, среди них Таня и Марина, а я больше никого не слышу. «Нет, нет! – говорю себе, – я ведь первый услышал! Сейчас всё наладится!..» Но в голове тишина. Слышат Метц, Чернова, даже кто-то из сироток Мэри, а я будто оглох. Но всё ещё верю, что вот-вот – и услышу. Не слышат только самые тупые вроде Сидельникова, Моториной и почти отличника, зубрилы и оглоеда Колесова, – неужели я вместе с ними?! Уже почти не надеясь, всё-таки делаю вид, что я с теми, кто слышит, подхожу, на меня обращены взгляды, но в голове всё та же тишина, – и я понимаю, что вот-вот буду разоблачён…

В этот миг я проснулся, посмотрел на будильник: двадцать минут до подъёма. Щель под дверью ещё тёмная. Хорошо, что это было не наяву… Перевернул подушку холодной стороной наверх. Кого-то не хватало в моём сне, но я не мог вспомнить, кого именно. Таня была, мы вчера замечательно поговорили, я никогда и ни с кем ещё так не говорил. К чёрту дурацкий сон, буду вспоминать нашу прогулку и разговор. Какой может быть сон, когда она сидела у меня на коленях, её рука лежала на моих плечах! И в Питере будет учиться не во сне. Я обещал принести ей «Смену». Я тоже читал «Апофегей»: он, безусловно, повлиял на моё решение показать тыл всем общественным организациям, и мне ужасно нравилась Надя с её хвостиком, перетянутым аптечной резинкой, манерой прикусывать нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку, с её остроумием, гордостью и нежной горячей кожей под свитером… «Это не Солнечное, это Котоград», – говорит Надя и прикусывает губу. «Ах, Котоград!» – восклицает Таня, соскакивает с велосипеда, скидывает босоножки и бежит за ней по пляжу. Легко догоняет, но в последний миг даёт возможность увернуться, ещё раз, и наконец ловит. «Значит, так вы любите нового учителя? – говорит Надя, оборачиваясь. – Как фамилия?..» Чёртов будильник, не дал досмотреть!

Я собирался на работу так же, как обычно – в школу, только вместо учебников и тетрадей сунул в дипломат старые отцовские джинсы, пока великоватые мне, и зелёную рубашку, которую надевал на парковые субботники. Потом отстираю, если сильно извожусь. Кеды я должен был брать в любом случае: в расписании на сегодня у нас стояла физкультура.

Вышел из дома минут на двадцать раньше обычного, обогнул школу и направился к ранчо. По улицам городка шёл, а миновав последний дом – свернул на тропинку и побежал мимо старого матросского клуба, водонапорной башни, мимо огородов и пресноводного озерца, заросшего камышом и рогозом, будто целым лесом микрофонов.

В моём сне не хватало Лены Гончаренко, – вспомнил возле калитки, но думать, куда она делась, не было времени: Миша уже выкатил из гаража умытую, алую, как парус надежды, «Яву».

– Давай скорей, открыто. – Пожав мне руку, он кивнул на дверь с нарисованной корабельной пушкой, изрыгающей огонь и дым.

Я включил в доме свет, быстро переоделся, повесил школьную форму на спинку стула, вышел и забрался в коляску. Вскоре появилась Таня: она тоже бежала, судя по частому дыханию.

– Быстрее давай, – сказал и ей Миша.

– Быстрее некуда, ты же знаешь, – ответила Таня, одним махом взлетев на низенькое крыльцо. Она ушла в дальнюю комнату, а я глядел на эту стреляющую пушку: жаль, что рисовал её не Изурин, у него бы она получилась куда более объёмной, грозной и вздыбленной.

Как и я, Таня вышла из дома в рабочей одежде: белой кепке с якорем, синей, с коротким рукавом, футболке навыпуск, серых просторных брюках и кедах.

– Замёрзнешь в пути, накинь. – Миша протянул ей плотную рыжую кожанку.

– Спасибо.

Таня, застегнувшись, устроилась за его спиной. Мы надели шлемы. Миша вывел мотоцикл за ворота, спешился, закрыл их на ключ, вернулся. Мотор, прежде мягко урчавший, взревел, мы рванулись так, что меня отбросило на спинку, взметнули пыль; ещё минута – и Солнечное осталось позади.

Я чувствовал себя взрослым и самостоятельным. Еду зарабатывать деньги, которые мы потратим на серьёзное дело, а не на ерунду. А там, глядишь, ещё на что-нибудь заработаю. На собственную квартиру в Питере, и будем жить там вдвоём с Таней. Почему бы и нет?..

Некоторое время мы ехали мимо гаражей, затем выскочили на берег и промчались над обрывом. Миша выжал девяносто километров в час, на такой скорости было не до разговоров. Он сосредоточенно глядел на дорогу. Далеко внизу дышало море, окутанное туманом, острый ветер напоминал о том, что лето прошло и новое будет не скоро.