Юрий Додолев - Просто жизнь: Повести и рассказы

— Ослепнешь, — сказала мать.

Он неохотно отложил книгу, сладко зевнул. Василий Иванович разулся, снял шерстяные носки, воровато швырнул их к печке.

— На боковую?

Анна Григорьевна посмотрела на часы.

— Только девять.

Василий Иванович удивился:

— А я думал — ложиться пора.

Петька пошатался по комнате, подошел к окну, радостно объявил:

— Снег!

Анна Григорьевна снова вспомнила о картошке. Василий Иванович тоже посмотрел в окно. Снег был густой, мокрый.

— Глянь-ка, Нюр, как сыплет.

— А чего глядеть-то? — сказала Анна Григорьевна. — Завтра придется катанки вынимать.

— До настоящих морозов еще далековато, — возразил Василий Иванович.

— Год на год не приходится. — Анна Григорьевна помолчала и добавила, что Петька сильно вытянулся и, наверное, тулупчик, который он носил, уже не налезет на него.

— В моем ходить будет, — проворчал Василий Иванович.

— А ты как же?

— В осеннем побегаю. Поддену безрукавку — в самый раз будет.

— Простудишься.

— И не думай про это! Меня никакая хворь не берет.

Анна Григорьевна ласково улыбнулась, покрутила головой.

Василий Иванович наморщил лоб, сердито кашлянул.

— Не слыхала, Нюр, привез Алексей Николаевич катанки или нет?

— Не слыхала.

— Беда с этим москвичом! По грязи в полуботиночках шлепает. И пальтишко, видать, только одно — демисезон. Привык так по своей Москве бегать. Катанки небось не привез. Обморозится, а нам — лишняя морока.

— Без катанок не перезимуешь, — согласилась Анна Григорьевна.

Василий Иванович помял рукой подбородок.

— Придется председателю сельпо поклониться… Какой размер у нашего москвича, как полагаешь?

Анна Григорьевна приложила палец к щеке.

— Должно быть, по росту.

— Самые большие попрошу! — сказал Василий Иванович и удовлетворенно посопел.

Петька снова подошел к окну.

— Валит и валит.

— Это хорошо, — одобрил Василий Иванович. — Скоро на лыжи встанем.

Петька метнулся к двери.

— Куда? — остановила мать.

— На чердак. За лыжами!

— Там же темно.

— А у меня вот. — Петька показал карманный фонарик, проверил, не села ли батарейка.

— И мои тащи! — распорядился Василий Иванович.

Зиму он любил. Когда удавалось выкроить свободный денек, брал ружье, уходил с утра в тайгу. С пустыми руками никогда не возвращался. Но не только охота привлекала его. Нравилось идти на широких, коротких лыжах по рыхлому снегу, вслушиваться в чуткую тишину. Часто останавливался, растирал нос, лоб, щеки. А как радостно было вернуться с прогулки в жарко натопленную избу! Анна Григорьевна бережно принимала уже окоченевшую тушку, говорила: «Вот и ужин». В прошлом году он наткнулся на шатуна, свалил его двумя меткими выстрелами. В тот же день взял в колхозе лошадь, поехал вместе с Петькой за добычей. Сын счастливо улыбался, смотрел на отца как на героя.

Прислушиваясь к доносившимся с чердака шорохам, Василий Иванович предвкушал прогулку на лыжах и вдруг вспомнил, что так и не свозил учителей в грибное место, хотя и обещал, почему-то решил, что когда-нибудь Ветлугин припомнит ему это, стал думать о предстоявшем объяснении с ним, прикидывал, что скажет он сам и что ответит ему молодой учитель. Как только Петька принес лыжи, успокоился, любовно повертел их, снова глянул в окно — кругом было белым-бело.

— Будете ложиться или до самого утра с лыжами не расстанетесь? — рассерженно спросила Анна Григорьевна.

Петька отнес лыжи в сени, быстро разделся и лег. Василий Иванович прошлепал босыми ногами в сени. Поеживаясь от холода, взял ведро, доверху наполнил рукомойник, с удовольствием пофыркал над лоханью. Залезая в нагретую женой постель, блаженно вздохнул.

— Чувствуешь, как дует? — спросила Анна Григорьевна.

Занавеска шевелилась, и тоненько дребезжали стекла.

Василий Иванович дипломатично промолчал.

— Завтра конопатить придется, — пробормотала Анна Григорьевна. — Совсем обветшал наш дом.

Василий Иванович хотел сказать, что летом обязательно отремонтирует избу, но полной уверенности, что он выполнит обещание, у него не было. Анна Григорьевна пододвинулась к нему, шепотом сообщила, что ждет младеня.

— Не ошиблась? — осипшим от волнения голосом спросил Василий Иванович.

Жена рассмеялась. Он неловко чмокнул ее в щеку и почувствовал — увлажняются глаза.

Вот уже неделю Колька не посещал школу. Ветлугин собирался сходить к нему, но все откладывал. Утром решил: «Сегодня обязательно».

Холода так и не наступили: ветер принес с океана тепло, снег осел, появились лужицы. На переменках мальчишки кидались снежками. Стены школы были покрыты прилепившимися к бревнам белыми лепехами. Василий Иванович озабоченно поглядывал в окно, то и дело повторял:

— Лишь бы стекла не раскокали.

Отойдя от школы, Ветлугин воровато осмотрелся, скатал снежок и, прицелившись, кинул. Хотел попасть в дерево, но промазал.

— Вот как надо! — услышал он и увидел, как снежный комочек угодил точно в середину ствола. Лариса Сергеевна вытерла платочком руки. — Метко?

— Прямо по-снайперски… А Валентина Петровна где?

— Диктант с отстающими проводит.

— У вас, надеюсь, таких нет?

— Есть. Но я с ними возиться не собираюсь.

— Заставят! Вспомните, что говорил на последнем педсовете Батин: «Наша школа должна добиться стопроцентной успеваемости».

— Пусть добивается! У меня свое мнение: школа не цирк, а учитель не дрессировщик. Кто хочет учиться, тот учится, а те, кто на уроках баклуши бьет, пусть на себя пеняет. Свое свободное время на лентяев тратить не намерена. И оценки натягивать не буду.

— Этого я тоже делать не стану, — сказал Ветлугин. — Но помочь неуспевающим хочу.

— Много у вас таких?

— Человек десять — двенадцать.

— Всего?

Ветлугин кивнул.

— Хочу добиться, чтобы ни одного не было!

Лариса Сергеевна взглянула на него с явным интересом:

— А Рассоха как учится?

Ветлугин помрачнел.

— По моему предмету у него все в порядке, но другие учителя жалуются. И в школу почему-то перестал ходить. Сегодня вечером с ним и его родителями объясняться буду.

— Бесполезное дело!

— Почему?

Лариса Сергеевна помолчала.

— Он заявил Валентине Петровне, что на работу устраивается.

— Разве они встречаются?

Лариса Сергеевна снова помолчала.

— Вчера вызвал ее на крыльцо и по всем правилам объяснился в любви. Даже какое-то стихотворение прочитал.

— Будет жалко, если он бросит школу, — огорчился Ветлугин.

— Я тоже так думаю, — сказала Лариса Сергеевна и предложила: — Давайте вместе к ним сходим.

Еще несколько дней назад она никуда бы не пошла с Ветлугиным вдвоем, а теперь решила: «От своей судьбы не уйдешь». В последнее время Лариса Сергеевна много размышляла и поняла: отец Никодим не разведется с женой и не отвернется от бога, а Ветлугин — вот он: смотрит влюбленными глазами, даже сделать полный вдох боится. Ей вдруг стало легко. Она решила не только сходить с ним к Кольке, но и разрешить поцеловать себя.