Юрий Додолев - Просто жизнь: Повести и рассказы

Но Кущ сказал совсем другое, то, чего Рыбин не ожидал:

— Свой орден, товарищ ефрейтор, вы, безусловно, получите!

Рыбин растерялся. Кущ помолчал и добавил:

— Просто-напросто в штабе корпуса не успели оформить наградной лист… Надеюсь, в этом бою вы заслужите еще одну награду.

И командир взвода ушел.

— Чего он? — подскочил к Рыбину Фомин. — Сызнова неприятность?

— Нет, старый, нет! — весело ответил ефрейтор.

Фомин заморгал, удивленный.

Вьюгин увидел Надю. Ее глаза искали кого-то, лицо осунулось, четко обозначились скулы. Старший лейтенант понял, что она ищет Егора. Решил доставить ей радость, приказал Сапелкину привести Кравчика на КП.

Услышав знакомую фамилию, Надя с тревогой посмотрела на Вьюгина, но тот ничего не объяснил ей. Про себя подумал: «Пусть при мне побудет Егор. Так для него лучше».

Когда старший лейтенант объявил о своем решении запыхавшемуся Егору, тот густо покраснел.

— Чем-то недовольны, товарищ боец? — строго спросил Вьюгин.

Егор молчал.

— Не слышу! — повысил голос командир роты.

Егор что-то пробормотал.

— Громче! — потребовал Вьюгин.

— Совестно мне тут околачиваться, товарищ старший лейтенант, — признался Егор. — Ребята в атаку пойдут, а я…

«Дурачок», — тепло подумал Вьюгин и жестко сказал:

— Это приказ, товарищ боец!

— Слушаюсь! — Егор бросил руки по швам.

Надя пыталась незаметно для других подойти к нему. Егор увидел это, попятился, пряча глаза. «Дурачок», — еще раз подумал Вьюгин. Потом взглянул на часы с монограммой на крышке — подарок деда. Оставалось пять минут. Небо посветлело еще больше. У самой воды темнели плоты. Неизвестно откуда появившиеся железные бочки, закупоренные деревянными пробками, остро пахли бензином. Несколько утлых, кое-как залатанных плоскодонок нюхали носами реку. Водная гладь была иссечена дождевыми кружочками, казалась щербатой.

Было тревожно и тихо.

Вьюгин представил, как, растянувшись в цепь, побегут к немецким укреплениям бойцы его роты. Увидел их лица с перекошенными ртами, услышал прерывистое дыхание.

Дождь неожиданно перестал. Из леса надвигался туман, похожий на молоко. Это обрадовало Вьюгина: можно было без больших потерь подойти почти вплотную к немецким укреплениям.

Рота переправилась через Дубису. Фомин припоздал с конями, пушку пришлось выкатывать самим. Колеса проваливались в ямы, наполненные мутной водой, по щитку цокали пули. Туман продолжал надвигаться, с каждой минутой густел. Смутно вырисовывались фигуры бойцов, похожие на движущиеся тени. Обогнав «сорокапятку», бойцы словно бы растворялись в тумане. Он уже закрыл и реку, и немецкие укрепления. И если бы не пульсирующие в тумане огоньки автоматных очередей, Рыбин не смог бы определить, где противник. Командир орудия, хмурый младший сержант, был тяжело ранен шальной пулей, и теперь Рыбин стал главным в расчете. Впрочем, он верховодил и раньше: командир орудия обычно поддакивал ему — Рыбин не любил молоть языком попусту, всегда предлагал что-нибудь дельное.

Где-то впереди безостановочно бил немецкий пулемет. Ему вторил другой. Шлепались мины. И хотя немцы вели огонь вслепую, потери уже были, и потери ощутимые. Рыбин спешил выкатить пушку на удобную позицию, чтобы ударить по этим пулеметам. Он не сомневался, что, несмотря на туман, накроет цель. И не потому, что был удачливым. За годы, проведенные на фронте, он многому научился, и прежде всего научился метко стрелять.

Запыхавшись, подбежал Сапелкин. Был он с карабином на плече, весь в грязи. Покрасневшие от бессонницы глаза слезились.

— Старший лейтенант приказали — немедленно подавить пулеметы!

— «Приказали, приказали»! — передразнил Рыбин. — Ему, ё-мое, легко приказывать. А где они, эти пулеметы?

— Тама. — Сапелкин показал рукой туда, куда бежали бойцы.

— «Тама, тама»! — снова передразнил Рыбин. — Сам знаю это.

— Чего ж тогда дразнишься? — рассердился Сапелкин. — Дан приказ — сполняй!

— Иди ты… — Рыбин беззлобно выругался.

Сапелкин выпятил грудь и воскликнул звонким фальцетом:

— Ты чего выражаешься, а? Тебе дело говорят, а ты лаешься.

Рыбину стало смешно. По щитку по-прежнему цокали пули, с противным визгом проносились совсем рядом, а его душил смех.

Сапелкин постучал пальцем по лбу:

— Ты, малый, часом, не того?..

Рыбин взглянул на Сапелкина и посоветовал:

— Уматывай отсюда, портянка, пока цел. А старшему лейтенанту доложи: полный порядок будет. Как в танковых войсках! Подкатим орудие еще немного — и прямой наводкой. Ясно?

— Так бы сразу и сказал, — проворчал Сапелкин и, поправив карабин, поспешил на КП.

Дойти туда ему не удалось — почти у самого КП его настигла пуля. Когда Надя, которую Вьюгин тоже оставил на КП, подползла к нему, он уже был мертв.

И Егор и Вьюгин тревожились за Надю, но тревожились по-разному. Егор боялся выдать себя и поэтому, посмотрев на девушку, тут же отворачивался. Вьюгин не спускал напряженного взгляда с сандружинницы, которая то появлялась, то исчезала в клубах тумана.

Когда Надя вернулась, Вьюгин сразу понял, что Сапелкин убит, — «сорокапятки» по-прежнему молчали, а почему, объяснить мог только убитый.

Огонь становился все плотнее, и Вьюгин с тоской подумал, что роте, наверное, еще не удалось подойти к немецким укреплениям. Туман не позволял ориентироваться, и старший лейтенант теперь проклинал это ненастье, косо поглядывал на связистов, которые никак не могли наладить связь. Вьюгин знал: если в самое ближайшее время не удастся подавить пулеметы, то придется отойти. Перевел глаза на молчавших, сосредоточенных бойцов (на КП их было немного), остановил взгляд на Егоре и, переборов минутную жалость, приказал ему пробраться к артиллеристам.

Егору было страшно. Он слышал шум настоящего боя, но сильнее всего его потрясла смерть Сапелкина. Он вдруг отчетливо понял, что его тоже могут убить. Но он подавил страх, четко повторил приказ и, взглянув украдкой на Надю, направился к сорокапятчикам.

— Поосторожней будь! — крикнул ему вдогонку Вьюгин.

Это немного успокоило Надю. В первое мгновение она подумала, что старший лейтенант посылает Егора нарочно. Потом поняла — больше послать некого: на КП каждый человек был на вес золота, каждый выполнял свое дело, от которого тоже зависел исход боя.

«Береженого бог бережет», — вспомнила Надя любимую поговорку матери и, провожая Егора взглядом, мысленно повторила: «Поосторожней будь!»

Егор бежал, вцепившись пальцами в ремень винтовки, висевшей на плече. Приклад сильно ударял по мягкому месту. Не останавливаясь, Егор поправил винтовку и поднажал. Он боролся с искушением затаиться где-нибудь, переждать, пока стихнет бой.