Юрий Додолев - Просто жизнь: Повести и рассказы

Вьюгин оделся и вышел из блиндажа. Почти тотчас из-за дерева возник человек. Вьюгин вгляделся — Сапелкин. Вопросительно посмотрел на него.

— Не спится, товарищ старший лейтенант, — пожаловался солдат.

Он стоял совсем близко, опустив большие, сильные руки. Ремень скособочился, шинель вздувалась на животе, шапка была сдвинута. Сапелкин прислушался к храпу младшего лейтенанта, осторожно кашлянул, словно раздумывал — сказать или нет. Потом произнес с легкой запинкой, показав рукой на блиндаж:

— Маленького росту оне, а шуму производят много. Видать, дыхало у них крепкое.

— А у тебя разве слабые легкие? — поинтересовался Вьюгин.

— Не жалуюсь, — откликнулся Сапелкин. Снова прислушался к храпу и добавил: — Удивительно мне, что такая сила в них.

Солдат неожиданно вздохнул, и вздохнул так тяжко, что Вьюгин решил: «У него, наверное, камень на душе».

— Почему все-таки не спишь, Сапелкин?

Тот помолчал и признался:

— Беда у меня приключилась, товарищ старший лейтенант.

— Что за беда?

Сапелкин снова вздохнул.

— Умер кто-нибудь? — спросил Вьюгин.

— Хуже.

Вьюгин подумал, что Сапелкин преувеличивает, что хуже смерти ничего не может быть. (По молодости лет Вьюгин считал смерть близкого человека самым большим несчастьем и старался не думать о том, когда ему придется навсегда прощаться с дедом, которому недавно исполнилось семьдесят пять лет.)

Сапелкин молчал, уставившись в одну точку.

— Ты женат? — поинтересовался Вьюгин.

— Вроде бы да и вроде бы нет, — солдат опустил голову.

— Как так?

Сапелкин отвернулся. Потом произнес с мрачной решимостью:

— Письмо было — схлестнулась она с другим.

Взлетела осветительная ракета. Вьюгин увидел лицо Сапелкина: заострившийся нос, впадины под глазами, плотно сжатые губы, — и ощутил жалость к этому человеку, который страдал, и, видимо, страдал сильно.

— Дети у тебя есть?

— Не дай бог, — глухо ответил Сапелкин. — Я перед самой войной поженился, молоденькую взял, на пятнадцать годков моложе против себя. Мне говорили: непутевая она, а я полюбил.

— Не расстраивайся понапрасну, Сапелкин, — сказал Вьюгин. — Может, тебе неправду написали.

Сапелкин поправил ремень.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант, за ласку. Только мне верный человек сигнал дал — он врать не станет.

— И все же ты не расстраивайся!

— Как тут не расстраиваться! — пробормотал Сапелкин и попросил разрешения вздремнуть чуток.

— Правильно! — одобрил Вьюгин. — Сон от всех несчастий лечит.

Когда Сапелкин ушел, Вьюгин направился к землянке, где жила Надя. Он шел просто так, не думал, что встретит ее, и удивился, увидев сандружинницу. Девушка стояла к нему спиной.

— Ты?

Надя вздрогнула и обернулась.

— А ты-то что полуночничаешь? — весело спросил Вьюгин.

Надя молчала.

— Что с тобой?

Надя хотела сказать, что вышла подышать свежим воздухом, но не смогла солгать, стала сбивчиво рассказывать про Егора. Вьюгину было больно слушать ее, но он не перебивал девушку. А Надя все говорила и говорила. Потом запнулась, виновато пробормотала:

— Не обижайтесь на меня, товарищ старший лейтенант. Уж так получилось.

Вьюгин хотел сказать Наде, что тоже любит ее, но в это время его окликнули — снова появился Поперечный.

Когда офицеры вошли в блиндаж, Кущ, не раскрывая глаз, сбросил одним махом на пол ноги, вогнал их в сапоги, потом ошалело уставился на Вьюгина и Поперечного.

— Отдыхайте, отдыхайте, — сказал Вьюгин.

— Выспался уже. — Кущ сладко потянулся, надел ремень; подув на расческу, пригладил волосы.

— Начальство полагает — сболтнет твой связной. Поэтому на рассвете решено потревожить немцев, — сообщил Поперечный.

— Разведка боем?

— Называй как хочешь. — Майор взглянул на часы. — Время еще терпит. Давай перекусим и обмозгуем все.

Вьюгин позвал Сапелкина, приказал ему сообразить что-нибудь насчет еды.

Пока офицеры разговаривали, Сапелкин вспорол кривым ножом две банки свиной тушенки, выковырял мясо на сковородку, очистил картофель, сваренный в мундире еще Сидоровым, и тоже вывалил его на сковороду, нарезал хлеб, расставил кружки, осторожно поставил на стол фляжку с водкой. Когда картофель подрумянился, пригласил офицеров отужинать.

— За успех! — сказал Поперечный, подняв кружку.

Кущ выпил и сразу захмелел. Глядя на Поперечного, стал почему-то рассказывать ему про Рыбина.

— Кто такой? — проворчал майор.

— Наводчик. Отличный наводчик. К ордену Отечественной войны был представлен, но не получил награду.

— Почему?

— Не знаю.

— А ты выясни!

— Обязательно выясню.

— Как, бишь, фамилия наводчика?

— Рыбин. Алексей Рыбин.

Поперечный вспомнил, что не так давно он отложил несколько наградных листов, потому что решил — на сей раз их слишком много. Если бы командир артдивизиона представил Рыбина к Красной Звезде, то ефрейтор наверняка получил бы орден: приказы о награждении «звездочкой» издавались в штабе дивизии, а представленных к Отечественной войне утверждали в штабе корпуса.

— Вот что, — сказал Поперечный младшему лейтенанту, — ты погоди выяснять, я сам разберусь.

— Очень вас прошу! — Кущ обрадовался.

— Получит твой наводчик орден, если наградной лист оформлен правильно.

— Сам проверял — правильно, — заверил Кущ.

— Значит, получит. — Поперечный подумал, что младший лейтенант — толковый офицер, коль беспокоится за своего подчиненного.

Проснулся Рыбин внезапно. Шуршали мыши. Они затаились, когда люди устраивались на ночлег, а теперь осмелели, деловито сновали туда-сюда. Мышей Рыбин терпеть не мог. Представил, как они пробегают мимо, и брезгливо поморщился.

Звякнул котелок. Кто-то выругался вполголоса. Рыбин насторожился, сделал в сене дырку. Промелькнули тени. «Неспроста», — догадался Рыбин. Дернул за руку Фомина.

— Чего? — тотчас проснулся ездовой.

— Намечается что-то.

— Бой?

— Гулянка! — огрызнулся Рыбин.

Егор продолжал спать.

Фомин охнул, пожаловался на боль в пояснице.

— Застудил? — посочувствовал Рыбин.

— Кто ее знает, — откликнулся Фомин и, ворча что-то себе под нос, стал натягивать сапоги.

— Пошевеливайся! — поторопил Рыбин.

— Нам не впервой, Лексей, — задумчиво произнес ездовой. — Авось обойдется.

«Это уж как повезет», — подумал Рыбин.

Он стал будить Егора. Тот долго не просыпался. Потом открыл глаза, сладко зевнул.

— Подъем! — сказал Рыбин.

— Спать хочется — просто сил нет, — пробормотал Егор.

— Это от молодости, парень, — заметил Фомин. — Молодым завсегда спать хочется.

— Подъем! — повторил Рыбин.

— Еще чуть-чуть, — попросил Егор.

— Нельзя. Наверное, бой будет.