Стюарт О’Нэн - К западу от заката

Скотт попросил Магду запирать ворота, а по утрам включал перед уходом свет. В магазине присматривался к покупателям, пропускал их перед собой на кассе. Однажды по дороге домой он свернул на случайном повороте, проверяя, нет ли за ним слежки.

Но и без всякой слежки было ясно, к чему идет дело. После обеда в пятницу позвонил Эдди, попросил подняться к нему на разговор. Скотта подмывало схватить чемоданчик и сбежать. В воскресенье наступал Новый год, и половина кабинетов в крыле сценаристов пустовала. Оппи стучал по клавишам машинки, видимо, опять марая бумагу какой-нибудь тарабарщиной. Дотти и Алан уехали в Нью-Йорк, Хаксли нежился на пляже в Мексике. Шагая по длинному коридору к лифту, Скотт вдруг с детской обидой подумал, что на двери кабинета так никогда и не появится его имя.

Эдди говорил извиняющимся тоном, пожимал ему руку, говорил, как хорошо Скотт справлялся, как полюбились всем «Три товарища». Но работать над «Мадам Кюри» он больше не будет, и все черновики следовало передать секретарю.

— Мне всего-то нужна еще неделя…

Не Эдди так решил. На оставшийся по контракту месяц Скотта передавали под начало зятя Майера Дэвида Селзника. Тому требовались, кто мог помочь с «Унесенными ветром».

Где еще, кроме как в Голливуде, можно в один день и потерять работу, и попасть в самую гущу событий?

— Эту дешевку? Нет уж! — ответил Скотт.

Однако в понедельник исправно явился на работу.

Селзник был из новой плеяды. В отличие от Майера, Голдвина и Леммле [134] Карл Леммле (1867–1939) — основатель студии «Юниверсал». , он никогда не торговал пуговицами в Минске или английскими блузами в Кракове, чтобы заработать хоть какие-то средства к существованию и покинуть семейное гнездо, не страдал неделями в третьем классе океанского лайнера, грезя о мощенных золотом улицах, не мыкался по съемным углам в еврейских кварталах небогатых районов города, не воевал с соседями, не налаживал собственное дело, не отбивался от итальянской мафии, — а наживал капитал сначала одним предприятием, потом другим, между делом возводя на пыльном подножии холмов процветающее королевство Голливуд. Селзник был американцем и, значит, особой хватки не имел, как и гения Тальберга. А потому не скупился платить за то, чего самому не хватало, — за талант других, вкалывая при этом больше, чем любой старожил студии, взбодренный таблетками.

Скотту Селзник поручил редактировать уже и так отредактированный сценарий Сидни Говарда [135] Сидни Говард (1891–1939) — сценарист и драматург, удостоенный премии «Оскар» за сценарий к фильму «Унесенные ветром» (1939 г.). , но сам же не давал ему спокойно работать. То и дело ему приходили в голову новые мысли, и, подгоняемый сроками, он строчил записки одну за одной.

«Сцена 71: Разве Скарлетт не рассердится, когда Ретт смеется над ней? Разве она ему это спустит молча? Добавить шутку».

«Сцена 75: Нужно вызвать сочувствие к Фрэнку, но дать понять, что Скарлетт не виновата в том, что он попал в ее сети. Смеяться над его влюбленностью не должна ни она, ни зритель. Положение комичное, однако Фрэнк должен сохранить достоинство».

Еще больше мешало Скотту непоколебимое стремление Селзника держаться диалогов Маргарет Митчелл. Все равно что вдавливать не те кусочки в огромную сложную мозаику.

Роман был совсем не так плох, как ему думалось вначале. Когда книга только вышла, Скотт отнес ее к раздутым историческим эпопеям, с их непременными кринолинами и цветущими магнолиями. Прочитав же внимательно, счел сюжет неглубоким, но затягивающим, так что сам не мог оторваться по полночи и последнюю страницу перелистнул с сожалением. В Скарлетт ему виделась дикость и гордость Зельды, а в Ретте — собственная неукротимость и страсть к жизни. Герои не были по-детски невинны, как Ромео и Джульетта. Их любовь была безупречна по тем же причинам, что и невозможна, обречена с самого начала, как борьба южан в той войне. Селзник прав: этот фильм войдет в историю, если, конечно, его все-таки снимут.

Селзник был полноправным хозяином «Унесенных ветром». Роман еще не успели напечатать, а он уже выкупил права, поставив пятьдесят тысяч на никому не известную писательницу. Скарлетт искали два года, букмекеры уже стали принимать ставки, за роль боролись Лана Тернер [136] Лана Тернер (1921–1995) — американская актриса, популярная в 40–50-е гг. и Джоан Беннет, но в моде были золушки, и, к возмущению поклонников книги, выбор пал на англичанку Вивьен Ли, ту самую, под которую Скотт писал «Янки в Оксфорде».

Селзник хотел собственный сценарий. Скотт стал девятым сценаристом, которого он привлек к работе, и все равно посылал десятки указаний к каждой сцене. Больше он ни о чем думать не мог, но переписывал черновики слишком часто и сам же в них путался. По его просьбе Скотту нередко приходилось возвращать в текст строчки, которые Селзник вычеркнул в тот же день.

Работа осложнялась и тем, что Селзник страдал бессонницей, а потому ждал, что и сценаристы разделят его бдение. Он приглашал полуночников к себе на верхний, продюсерский, этаж, когда в павильонах звукозаписи заканчивала работу ночная смена. Таблетки здесь Скотт принимать не решался, зато помогали свойственная ему бессонница и бодрящая кола. На рабочем столе, как словарь, непременно лежал роман прогнутым корешком вверх, а на диване, сбросив туфли, урывками дремала секретарша. Каждые пару часов Селзник вызывал на совещание и сцена за сценой прогонял последние правки, читал диалоги с акцентом, выдававшим в нем выходца из еврейских кварталов Питсбурга, пожевывая при этом сигару, так что и Сьюлин, и Мелани, и Присси у него говорили как никудышные зазывалы.

— Как, по-вашему? — спрашивал он собравшихся. Секретарши поднимали головы от блокнотов. — Знаю, это не по книге, но что поделать. Надо, чтоб она позабористее тут сказала, вроде: «Никогда я такого не полюблю!» Не так, но в таком духе. Скотт? Кэролайн? Кто-нибудь!..

Скотт помнил работу с Тальбергом — тот редко что-то говорил и направлял как раз своим молчанием. Когда совещание подходило к концу и все высказывались, он просто кивал, благословляя победителя, или качал головой и невзначай бросал замечание, решавшее всю загвоздку. Он не переживал о диалогах, костюмах и музыкальном сопровождении, для этого были другие люди. Селзник же никому не доверял даже мелочей и топтался на месте, застревая на каждом шагу.

Официально съемки уже начались. Еще в декабре Селзник снял зимнюю сцену — пожар Атланты, спалив для этого декорации «Ар-Кей-Оу», оставшиеся от съемок «Кинг-Конга». Вместо Гейбла и Вивьен Ли через пламя прорывались в коляске дублеры, снятые без крупных планов, чтобы не показывать лиц. Селзник продолжал колдовать над сценарием, а тем временем приходилось платить актерам, большинству из которых, как и Скотту, было положено регулярное жалованье. Но, в отличие от «Метро», его студия такое не могла потянуть, все это знали и гадали, когда Селзник объявит о банкротстве и что скажет на это Майер. «Зять хочет играть по-взрослому», — иронизировали в «Вараети».