Стюарт О’Нэн - К западу от заката

S. O’Nan

WEST OF SUNSET

Copyright © 2015 by Stewart O’Nan

© Матросова Я., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Выражаю искреннюю благодарность Джоан Бейли Уимер за то, что она поделилась со мной воспоминаниями о работе на площадках киностудии «Метро-Голдвин-Майер» в 1930-е годы, и Холли Уотсон, которая нас познакомила.

Как и всегда, я признательна своим преданным первым читателям (и слушателям): Мэнетт Анси, Полу Коди, Ламару Херрину, Стивену Кингу, Майклу Кориту, Деннису Лиану, Труди О’Нэн, Лори Пей, Элис Пенц, Мейсону Рэдкоффу, Сьюзан Стрейт, Луису и Синди Юрреа и Суня Цз Ву.

И, наконец, благодарю Дэвида Гернерта и Пола Словака за их веру в меня.

Весной 1937 года Скотт перебрался в Северную Каролину и затворником поселился в захудалом отеле поближе к лечебнице, в которой содержали Зельду. В Рождество его сразило воспаление легких, вылившееся в длительное обострение туберкулеза, и он надеялся, что горный воздух пойдет на пользу. Все дни напролет, оставаясь в халате, он писал, поддерживая в себе силы одной лишь колой, и до самого вечера не притрагивался к бутылке, чем почти гордился. А с наступлением темноты устраивался на веранде, потягивал джин и смотрел на усеянное светлячками поле для гольфа, по которому гуляли влюбленные парочки. За городом виднелась Хайлендская больница, напоминавшая возвышавшийся над холмами готический замок с заточенной в нем принцессой. Скотту эта лечебница была не по карману, как, впрочем, и все другие частные клиники, куда они с Зельдой обращались прежде. Но он и не скрывал своего плачевного положения — умолял правление пойти на уступки и выпрашивал аванс у своего агента, соглашаясь подписать кабальный договор в счет еще не изданных произведений. Ведь выбора у него не было.

В «Пратте» [1] Частная психиатрическая клиника неподалеку от Балтимора, штат Мэриленд, где Зельда проходила лечение в 1934 г. ( Здесь и далее примечания переводчика .) его жену на долгое время бросали одну, и там она едва не задушила себя разорванной наволочкой, о чем до сих пор напоминала багровая полоса на ее шее. А однажды ночью, когда Зельда была привязана к кровати, ей явился архангел Михаил и предсказал, что мир падет, если род людской не покается. С того времени Зельда начала носить белое, пыталась заучивать Библию наизусть и целыми днями рисовала горящие в адском огне безликие проклятые души.

Новый врач, взявшийся за Зельду в Хайлендской больнице, был сторонником правильного питания и активного образа жизни. Он не позволял больным сигарет и никаких сладостей. Грузные медсестры с тренерскими привычками обязывали пациентов ежедневно проходить расстояние не менее предписанного докторами. Зельда похудела, кожа на скулах натянулась, нос заострился, как в тот кошмарный год в Париже, когда она изводила себя голодом, стремясь вернуть балетную форму. Зато теперь в ней не было того безумия и того остервенения. После лечения инсулином она сильно ослабела, стала тихой и покладистой и вместо горящих грешников рисовала цветы с крупными, плотными лепестками, тронутыми увяданием. Она говорила, что стала лучше спать, чему Скотт мог только позавидовать, почерк ее выровнялся, и по бумаге бежали аккуратные строчки, а не прыгающие косые каракули, которые приводили его в ужас.

«Милый мой Додо, каждый день я думаю о мягкой глади моря и о том, как все испортила. Ты злился и не пускал меня на солнце. Но, может, нежиться в тепле — не мой удел, меня так и будут всегда заворачивать в мокрые простыни и кормить по расписанию. Прости, что по моей вине ты лишился всех этих городов и великолепных бульваров, огни которых когда-то светили нам по ночам».

Общались они в основном по переписке. С лестницы городской библиотеки Скотт мог видеть больницу хоть каждый день, а вот жену — редко, что делало перемены в ней еще заметнее. Доктор Кэрролл не дозволял частые встречи: он ввел строгую систему поощрений, и визиты или любая другая поблажка теперь разрешались пациентам, если те были покладисты и благоразумны. Иногда по выходным супругам разрешали провести вместе лишних несколько часов, и тогда они бродили по территории лечебницы и даже спускались в город, чтобы пообедать в кафе или тихом уголке ресторана в отеле. А после на «Родстере» Скотта возвращались обратно по усаженной рододендронами, петляющей дороге и подолгу любовались закатом с вершины холма. В остальное время Зельда вынуждена была прикладывать все усилия, чтобы выздороветь. День в больнице начинался, как в деревне, еще затемно. В девять играли в теннис, в одиннадцать рисовали. Врачи стремились подчинить ее жизнь строгому режиму. Скотт относился к этому с пониманием и заставлял себя писать, хотя его собственная жизнь давно была лишена даже подобия упорядоченности.

В сорок лет он оказался на улице из-за финансовых неурядиц, в которых винил обстоятельства. Дочь училась в школе-пансионе, и содержать целый дом стало ни к чему. Это было очень кстати в плане экономии, но семья лишилась собственного угла, а дорогие сердцу вещи пылились на складе. Приходилось во многом себе отказывать, однако денег на образование Скотти и лечение Зельды все равно не хватало. И все же то ли из-за неуместной гордости, то ли из чистого безумия Скотт не опускал рук — не той он был породы. Каждый месяц мать Зельды умоляла отпустить дочь в Монтгомери повидаться. Увы, Зельда еще не поправилась, и было неизвестно, поправится ли вообще. Оставалось лишь уповать на доктора Кэрролла: если бы лечение дало результаты, можно было бы поехать в Голливуд, заработать достаточно денег, чтобы покрыть долги, и даже написать роман, давно обещанный Максу [2] Максвелл Перкинс (1884–1947) — редактор Фицджеральда и Хемингуэя, главный редактор издательства «Скрибнерс». .

Скоттом заинтересовались на студии «Метро-Голдвин-Майер», предлагали тысячу долларов в неделю, но дальше разговоров дело не шло. Обер [3] Гарольд Обер (1881–1959) — литературный агент, в числе клиентов которого были также А. Кристи, У. Фолкнер, Дж. Лондон, Г. Уэллс, Дж. Сэлинджер и др. без обиняков объяснил, что студию беспокоит его пристрастие к выпивке, но в том он был сам виноват, разоткровенничался в интервью «Эсквайру». Целый месяц Скотт клятвенно уверял, что не берет в рот ни капли, хотя нижний ящик стола был забит пустыми бутылками.