Вэдей Ратнер - Музыка призраков

– Но, – нерешительно протянул Конг Оул, угадывая недосказанное, – вы считаете, что у этого оружия более сложный путь?

Старый Музыкант кивнул.

– Вы читаете мои мысли, уважаемый настоятель.

– Продолжайте.

– Конечно, это только мои домыслы, но не исключено, что человек выбросил пистолет в реку в минуту страха или раскаянья за совершенное преступление. Учитывая цены на черном рынке, невиновный владелец мог просто продать оружие, раз уж решил избавиться. Пятьдесят долларов – а если мальчишка не ошибается, то и больше – это месячная зарплата большинства камбоджийцев. Такие деньги не каждый кинет в речку… Но, повторяю, это лишь мои предположения.

Настоятель вздохнул.

– Ваши предположения очень близки к истине, учитывая реальность, в которой мы живем… Вопрос: как нам закончить странствия этого предмета?

– Сдавать в полицию я бы не советовал…

– Безусловно, – с железной твердостью в голосе согласился Конг Оул. – Нельзя рассчитывать, что у них оружие не попадет в неправедные руки. – И добавил уже спокойнее: – Помните гибель официантки в караоке-баре на Чрой Чангвар?

Старый Музыкант кивнул:

– Да, это было во всех новостях.

«Пивную девушку», как ее назвали репортеры, застрелил полицейский, имеющий какие-то там заслуги перед правительством, – она, видите ли, слишком медленно подносила ему выпить. В пятнадцать лет ее заставили одеться в платье, намекавшее, что и она продается наравне с алкоголем, – это привлекало клиентов. Как большинство ровесниц, девушка перебралась из деревни в город в надежде заработать и помочь семье. Ее семья действительно получила некоторую сумму – но не за ее работу, а за ее смерть… Жизнь девушки оценили в стоимость нескольких бутылок «Хеннесси», который пили стаканами тот полицейский и его друзья. Убийца заплатил семье жертвы, чтобы против него не выдвигали обвинений, и у людей не было выбора, кроме как взять «гробовые», потому что даже если бы они пошли в суд, ничего бы не вышло. Полицейский такого ранга пользуется кхнонг – поддержкой сильных мира сего…

– Что-нибудь случилось, уважаемый настоятель? – решился спросить Старый Музыкант, видя, что Конг Оул погрузился в свои мысли. – Неужели семья девушки все же решила выдвинуть обвинения?

– Хотелось бы мне, чтобы люди иногда проявляли такую смелость, – покачав головой, настоятель меланхолически вздохнул. – Нет, еще один смертельный инцидент с участием полиции… И теперь уже мы поставлены перед дилеммой. Видите ли, на наших руках не только пистолет, но и девочка.

– Девочка? – недоуменно свел брови Старый Музыкант.

– Как многих городских сирот, ее отправят в казенное учреждение…

– Боюсь, я не вполне улавливаю, о чем речь, уважаемый настоятель.

– Ее мать недавно убили, а сегодня утром подруга погибшей, давняя прихожанка нашего храма, умоляла меня принять девочку к нам.

– Но вы же не думаете, что…

– Нет, нет, малышка и найденный вами пистолет никак не связаны.

Старый Музыкант звучно выдохнул, но для него пока ничего не прояснилось. Он терпеливо слушал настоятеля.

– Этой прихожанке уже под шестьдесят, она была девочке временным опекуном, но теперь обеднела, может лишиться крыши над головой и не в состоянии больше заботиться о ребенке…

Взгляд настоятеля обратился куда-то вдаль – было видно, что он о чем-то глубоко задумался.

– Что-то не так, настоятель?

– Простите, – Конг Оул овладел собой. – Так вот, мать девочки была танцовщицей – классической балериной, закончившей школу изящных искусств, но, как и многие артистки, не смогла найти работу и пошла танцевать в отель. Видимо, там она и привлекла внимание ВИП-клиента – капитана национальной полиции из подразделения телохранителей – и стала его любовницей. Жена капитана обо всем узнала и, чем ссориться с мужем, наняла киллера устранить соперницу.

Молодую красавицу принудил к сожительству человек со связями либо горькая нужда. Барменша она или балерина, красота служит ей и капиталом, и проклятием, вызывая зависть и навлекая на нее опасность. В Пномпене множество подобных историй и безвременно оборвавшихся жизней, угасших, как ладан в курильнице. Но здесь история на этом не закончилась, и Старый Музыкант начал догадываться, в чем суть.

– Так эта девочка – его дочь? – спросил он.

– Да, малышка является дочерью убитой танцовщицы и капитана полиции.

– А сколько ей лет?

– Три года.

У Старого Музыканта участился пульс. Сита… Он постарался, чтобы голос не дрогнул:

– Ей еще слишком рано быть среди нас. Здесь же в основном мужчины и мальчики… – Единственное, что он сделал правильно, – дал своей дочери Ом Паан вместо матери. – Может, лучше помогать как-то иначе – давать еду и одежду, собирать пожертвования… Ребенку лучше остаться с этой женщиной, с материнской фигурой. Как же она без матери?

– Опекунша опасается, что жена полицейского расправится и с малышкой.

Старый Музыкант онемел, подумав, что ослышался.

– А что же сам полицейский? – сказал он наконец. – Неужели ему все равно, что будет с его родной дочерью? Он не хочет ее знать, не чувствует никакой ответственности? Даже звери защищают своих детенышей… – старик замолчал, успокаивая бьющееся сердце.

Настоятель покачал головой, разделяя горькое возмущение собеседника.

– Насколько я понял после долгого разговора с опекуншей, этот человек не хочет и не будет связываться. Его жена из очень влиятельной семьи, она готова смириться с изменами мужа, даже терпеть постоянных любовниц, но ожидает от супруга соблюдения приличий. Он может шалить на стороне, но без «деликатных последствий», иначе семья потеряет лицо, пострадает их положение в обществе. Короче говоря, полицейский поставит под удар собственную жизнь, если признает дочь балерины. Пока жена вроде бы не знает о малышке, но, если рано или поздно выяснит и устроит мужу допрос, он, скорее всего, станет все отрицать. Может, скажет, что ребенок от другого, от предыдущего любовника. Все мы знаем подобные истории, – старый монах потер грудь кулаком, словно ему больно было говорить о реальности, которую они оба знали слишком хорошо. – Понимаете теперь щекотливость моего положения? Речь не только о том, вправе ли я, монах, прятать у себя боевой пистолет, если наше учение запрещает мне прикасаться даже к деньгам. Есть и другая, более важная проблема: давать ли приют маленькой девочке, выделив ей место, традиционно предназначенное для мальчика? – Настоятель помолчал, восстанавливая дыхание. – Фундаментальный и самый сложный вопрос – как защитить человеческую жизнь, едва начавшуюся, хрупкую, омраченную невосполнимой потерей. Жизнь, за которой, возможно, охотятся.