Тибор Фишер - Как править миром

– Затащишь меня туда.

– Что?

– Тебе придется тащить меня силой, Бакс, – говорит он. – Представь, что тебе надо вышвырнуть меня на улицу, только наоборот. Зашвырнуть внутрь.

Он такой жалкий, тощий и мелкий. Я хватаю его под локоть и пытаюсь втащить в частный стоматологический кабинет доктора Кемаля Хана. Даже такие мелкие дрищи могут весьма эффективно использовать собственную массу тела, если они не хотят, чтобы их куда-то вели. Он тихо хнычет. Но у меня есть младший брат, я знаю, что надо делать. Я беру его за ухо, и дело сразу идет на лад. К тому же это совсем уже унизительно для Джо’на.

– Ты лучше останься, а то вдруг я сбегу, – хрипит он.

Я жду в приемной. Может быть, это последнее и единственное место в мире, где люди читают журнал под названием «Сельская жизнь». Слушаю крики боли, доносящиеся из кабинета, но никто никуда не сбегает. С большим опозданием появляется мысль, что можно было бы попытаться дать стоматологу взятку, чтобы тот не заметил, как сверло задевает нерв. Денежки из рук в руки. Никто ничего не узнает. Но, как обычно, хорошая мысля приходит опосля.

Я понимаю, что моя деятельность в роли вшибалы, то есть вышибалы наоборот, провожатого, конвоира, группы поддержки, шестерки – называйте, как вам больше нравится – не гарантирует мне ничего. Я не настолько наивен, чтобы верить в человеческую благодарность и справедливое распределение благ. Единственное преимущество, которое я получаю, держась за Джо’на, заключается в том, что тем самым я как бы держу место в очереди, не давая какому-нибудь молодому и рьяному выпускнику пафосного факультета радио- и телевещания приблизиться к шефу. Это чистой воды блокировка.

Джо’н выходит из кабинета и говорит:

– Я придумаю что-нибудь для тебя, Бакс.

Он вызывает себе такси и не предлагает подбросить меня до дома. Собственно, я бы и сам не поехал.

Я терпеливо ждал. Сейчас он измотан, его бдительность снижена. Это азы журналистской работы: хочешь добыть информацию, попытайся застать человека врасплох. Когда он садится в такси, я говорю:

– Я слышал, ты ищешь сейф Херби.

Джо’н подпрыгивает, как бабуин, которому засунули в задницу раскаленную кочергу. Стало быть, это правда. Очень интересно.

В тот же вечер в сети: Человек Икс был замечен в сопровождении телохранителя – непревзойденного пожирателя пирожков, также известного как Толстомясая тушка. Последний смотрелся, по обыкновению, толстомясо .

Вношу в мысленный список ближайших дел «сбросить вес».

Я просыпаюсь от собственного крика.

– Кошмар? – спрашивает Эллен с полным отсутствием сострадания, как умеют только любящие жены.

– Да, кошмар.

Не хочу объяснять, что никакого кошмара не было. Кошмар – это было бы замечательно. От кошмара можно проснуться. От собственной жизни проснуться нельзя. Жена идет варить кофе, на ее лице явно читается: «Я точно знаю, где именно моя жизнь свернула не туда». На станции «Виктория».

Она достойно меня похоронит и, когда наш сын подрастет, расскажет ему несколько теплых, проникновенных историй обо мне, безвременно ушедшем. О чем еще можно просить?

Похоже, я скоро сломаюсь. Когда понимаешь, что скоро сорвешься, это ничуть не способствует избеганию срыва. Утренний свет льется в спальню и чуть-чуть помогает. Свет всегда помогает. Ванную оккупировала жена. Я ее не тороплю. Не торопить женщин, закрывшихся в ванной, это всегда выигрышная стратегия. Я лежу, размышляю, какие у меня варианты, и коплю здоровую злость. Агрессивный напор – наше все.

Херби любил повторять, что у мужчины должно быть четыре женщины: к двум ты присматриваешься на будущее, с одной ты сейчас и с одной расстаешься. Самое смешное, что Херби был однолюбом, никогда не заигрывал с женщинами и им не нравился. Но он высказал умную мысль: всегда надо иметь запасной вариант. Для подстраховки. И чем больше есть вариантов, тем лучше.

Как-то раз мне пришлось добираться морем с одного острова в Микронезии на другой. Четыре часа в утлой лодчонке размером чуть больше консервной банки. У меня не было выбора, честное слово. Либо так, либо лететь самолетом через все полушарие, потратив на билет целое состояние. Меня не радовал ни бескрайний простор Тихого океана, ни убогая моторная лодка, ни бестолковый мужик, управлявший этой консервной банкой.

– У тебя же есть рация, да? – спросил я.

– Да, конечно. – Он ткнул пальцем в приемник с трубкой.

Два часа в открытом море, и мотор глохнет. Лодочник возится с ним минут пять и объявляет:

– Похоже, сдох.

Мы посреди Тихого океана, с одной бутылкой воды на двоих и пакетиком кураги, который я захватил, чтобы перекусить по дороге.

Я указываю на приемник:

– Ну, у нас же есть рация.

– Я не говорил, что она работает.

Больше я никогда не бывал в Микронезии.

Я ненавижу названивать людям и выпрашивать милости, но, похоже, придется. Альберт Эйнштейн вроде бы говорил, что самая большая глупость – это из раза в раз делать все то же самое и надеяться на другой результат. Может быть. Но все именно так и делают. Приглашаешь красивую девчонку на танец и получаешь отказ сорок девять раз подряд, но на пятидесятый она соглашается. Может быть, ей тебя жалко. Может быть, ей уже проще с тобой станцевать, чтобы ты наконец отвязался. Может быть, ты сегодня оделся чуть-чуть поприличнее.

Сколько везения выпало на мою долю? Сколько-то выпало, да. Однажды я получил «Оскар» за лучшую режиссуру. Я совершенно случайно оказался в Лос-Анджелесе за день до церемонии. Режиссером трансляции был мой приятель, и он пригласил меня на генеральный прогон. Меня попросили изобразить лауреата и взять статуэтку. Под жидкие аплодисменты (в зале сидели шесть человек из съемочной группы) я поднялся на сцену и произнес краткую речь.

– Никого благодарить я не буду, потому что я все сделал сам. Но хочу обратиться ко всей индустрии в целом: подавись собственным дерьмом и сдохни.

Шутка вызвала смех, но, как почти в каждой шутке, в ней содержалась доля правды. Я становился желчным и злым. Это нехорошо. Никаких преимуществ эти качества не дают, а только терзают тебя изнутри. И непонятно, как с этим бороться.

Так что я знаю, что значит держать в руках «Оскар», награду, о которой мечтает каждый, кто хоть как-то причастен к искусству кино. У меня довольно богатое воображение, чтобы домыслить все остальное. В каком-то смысле я испытал это переживание. И у меня были награды. Если ты постоянно снимаешь документальные программы, невозможно не получить хоть одну завалящую бронзовую медальку на фестивале в каком-нибудь городе, о котором ты даже не слышал, зачастую в стране, о которой ты даже не слышал. И, конечно, успех – неприятная штука. За исключением сопряженных с ним денег. Деньги – это всегда приятно. Процитирую Херби: «Успех? В лучшем случае это когда результаты твоих трудов нравятся идиотам. В других случаях это когда идиоты старательно делают вид, будто им нравятся результаты твоих трудов».