Тибор Фишер - Как править миром

Во-первых, никто не хочет работать с Циклоном Энни. Никто. В качестве исполнительного продюсера она бесит всех, потому что вообще ничего не делает и в то же время мешает работать всем остальным. Не говоря уже о том, что, кроме внутренней британской политики, она не разбирается больше ни в чем и до этой иерусалимской кампании выезжала за границу всего два раза в жизни.

Во-вторых, на проекте продюсером числится Джек-Список. С самого начала было понятно, что он будет бездельничать, лежа в шезлонге у бассейна в иерусалимском отеле, но его пригласили на яхту какого-то олигарха, так что теперь Джек бездельничает в шезлонге в открытом море, где его потчуют трюфелями и дорогущим шампанским многолетней выдержки. Однако знаю, что он непременно притащится в монтажную аппаратную исключительно для того, чтобы отравлять мне жизнь.

По поводу его отсутствия на съемках у меня смешанные чувства. С одной стороны, если бы передо мной постоянно маячила рожа Списка, я мог бы не выдержать и оскорбить его действием; с другой стороны, он наслаждается жизнью на яхте, а я тут за него вкалываю. На самом деле я один вкалываю за всех и получаю за это гроши, причем гроши оскорбительно малые, за которые будет работать только совсем уж отчаявшийся человек.

Я в одиночку мог снять весь сериал за те же гроши и с меньшей нервотрепкой, так зачем было брать на проект еще два рта? Джо’н не делает одолжений, и мне непонятно, с чего вдруг он устроил такую халяву для Энни и Джека. Хотя с Джеком все более-менее ясно: он бисексуал, и одна из его бабушек была цыганкой, так что он любит вставлять в разговор всякие хитровывернутые словечки типа «гаджо» и, когда бывает на скачках, притворяться, как круто разбирается в лошадях.

Я знаю, что Лилиан не хотела со мной работать, но она совершила ошибку, сказав об этом Джо’ну. Джо’н, конечно же, не преминул сообщить мне, сияя, как медный грош: «Она считает, что ты бездарный мудила, Бакс».

Сомневаюсь, что Лилиан употребила именно эти слова, но смысл высказывания был понятен, и Джо’н воспользовался шансом назвать меня в лицо бездарным мудилой. Хотя Джо’н по каким-то известным ему одному причинам относится к Лилиан чуть ли не с благоговением, он просто не мог упустить возможность причинить подчиненным побольше мучений.

Но вот главный прикол: при всей неприязни друг к другу мы могли бы неплохо сработаться. Пусть Джек прохлаждается на яхте. Пусть Циклон Энни отшелушивается в спа-салоне, списывая дорогущие процедуры на представительские расходы и периодически делая «ценные» замечания для проформы. Но знаете что? Всегда полезно иметь рядом кого-то, кто может вставить свои два пенса. У нас у каждого есть слепые пятна.

Лилиан могла бы сказать что-то такое, что еще не было тысячу раз сказано другими ведущими в кадре. Семтекс мог бы снимать потрясающие видеозарисовки вместо того, чтобы искать приключения с мордобоем. Все могло бы сложиться как нельзя лучше. Лев и агнец могли бы скооперироваться и открыть модный ночной клуб для единорогов. Мы все получили бы по куску пирога. Мы все пережили бы свой звездный час. Но нет.

На монтаже Энни тоже будет придираться, но это неважно. Вся фишка в том, чтобы отобрать лучшие сюжеты. Лакомые кусочки. Фрагменты, которые сразу цепляют. Проникновенные кадры. Остроумные шутки. Когда просматриваешь отснятый материал, у тебя нет сомнений, какие куски пойдут в дело. Разногласия вызывает вопрос очередности.

В художественном кино, если ты понимаешь, что получается полная муть, ты ставишь лучшие сцены в конце, чтобы зритель ушел с положительным впечатлением, которое, возможно, перекроет первый час откровенной тоски. В документальном кино все по-другому: зритель, как правило, не сидит в кинозале, словно в ловушке, заплатив за билет свои кровные в надежде получить что-то стоящее.

Чтобы удержать зрителя у экрана, надо сверкнуть сиськами в самом начале. Вы провели скрытую съемку на месте тайного массового захоронения или на засекреченной военной базе. Ваш гость признается в чудовищном злодеянии. Уникальные кадры. Только для нашей программы. Я уже с первой минуты могу сказать, стоит ли смотреть ту или иную документалку, потому что если там будет что-то интересное, они сразу откроют все карты. Смотрите, что у нас есть. Не переключайте канал. Оставайтесь с нами.

Совершенно неважно, как ты расположишь четыре выпуска в черновом монтаже: скажем, Фрашо-керети, Дабик, Рагнарек, Армагеддон, – потому что Энни обязательно скажет: нет, пусть будет Армагеддон, Рагнарек, Дабик, Фрашо-керети. Но это тоже неважно, потому что потом придет Джо’н и заявит: Дабик, Рагнарек, Фрашо-керети, Армагеддон. И даже это неважно, потому что на следующем просмотре он, может быть, скажет, что надо вернуться к твоему изначальному варианту, поскольку так лучше всего. Забей на все, что тебе говорят. Пока не завершился финальный монтаж, пока программа не вышла в эфир, это неважно.

Интересно, что всякий апокалипсис непременно случается где-то поблизости. Светопреставление всегда локально. Ни одна из семитских религий не предполагает, что конец света грянет где-нибудь в Антарктиде или в Монтевидео.

В баре отеля Циклон Энни мило беседует с молоденьким парнем. Видимо, заманивает в Лондон на собеседование, чтобы разорвать его в клочья и испить его слез.

Но все мы – пешки в игре, затеянной Джо’ном с целью создать мини-ад для всех участников. Да, мне очень не хочется работать с Энни, но меня утешает, что ей тоже не хочется работать со мной, поскольку она понимает, что я вижу ее насквозь, и то, что я вижу, ее явно не красит. И речь не о ее достижениях на поприще извращенного психологического садизма.

На съемках, обычно ближе к концу, всегда наступает момент, когда все прекращают любезничать, хватаются за клинки и говорят именно то, что думают. Иногда этот момент наступает чуть раньше.

– Как там Лилиан? – интересуется Энни.

– Сегодня как-то не очень. Ну, знаешь, бабские штучки.

Решаю бить на опережение. Лучшая защита – это нападение. Энни все равно бы взъярилась, даже если бы я пожелал ей хорошего вечера.

– Бакстер, только не обижайся, но ты не годишься для работы продюсера. Ты не умеешь… работать с людьми. Тебе не хватает… – Энни болезненно морщится, потому что пытается подобрать единственно верное слово, которое сразит меня наповал. Чего бы ей это ни стоило.

– Ты… ты еще как-то пригоден… для натурных работ… определенного уровня. Элементарного уровня.

Она снова морщится, словно ей неприятно открывать горькую правду.

– Но в том, что касается работы с людьми… Может быть, тебе надо чаще… смотреть телевизор. Ты вообще что-нибудь смотришь, кроме собственных программ?