Карел Мисарж - Окраина

— Знаем мы, как расходятся в вашем возрасте! — махнул рукой директор. — Милые бранятся, только тешатся…

И все же вид у него такой, как будто Франтишек обманул его ожидания. Не сильно, правда, но обманул. И уже куда менее уверенно спрашивает директор Франтишкова приятеля:

— Ну а ваша девушка, верно, учительница?

Приятель, виновато улыбнувшись Франтишку, тихо отвечает:

— Да.

Этот не обманул ожиданий! Директор в восторге.

— В таком случае мы сделаем ее заведующей школой здесь, в деревне. И вы, — торжественно добавляет он, слегка откинув голову, — вы вместе с ней займете казенную квартиру при школе!

С этими словами он втолкнул обоих в гостиную, где их встретила рукопожатием маленькая директорша. Последовало взаимное представление.

Как бывает в жизни, директорша, это миниатюрное создание, во всем прямая противоположность мужу. Если он за несколько минут сумел завести их в такие дебри, где не было ничего похожего на то, что они себе представляли, сидя в аудиториях, то жена его мгновенно вывела их на торную дорогу.

— Пока вы шли садиком, он, конечно, уже и разместил, и женил вас. Это у него с тех пор, как его выбрали в райком партии. Воображает, что обеспечит район работниками, если будет сводить их в пары. Это ведь проще всего. И никто не упрекнет его в отсутствии интереса к людям.

Весело посмеявшись, все уселись вокруг круглого журнального столика под стеклом. Ваза с пончиками и деревянная шкатулка с сигаретами всех иностранных марок подчеркивают приятную обстановку. Директор высыпал сигареты на стол, стал раскладывать их по окружности. Получился огромный веер. Чехословацкие «Партизанки» и «Липы» и «Пелл-Мелл» англоязычных стран, французские сигареты, советские папиросы…

— Все преподношения наших деловых партнеров…

— Кушайте пончики, вчера пекла — конец масленицы!

Франтишек с приятелем угощаются попеременно и тем, и другим. Приятному настроению сиесты поддался даже сам директор.

— Жизнь тут у нас не та, что в глубине страны. После сорок пятого года коренного населения осталось мало, пришлось все начинать сызнова. Приезжали сюда люди, порвавшие с семьей, с классом, с коллективом… Все возникало на пустом месте, а строго говоря, — директор послал жене извиняющуюся улыбку, — это и сейчас так. Люди бегут и бегут отсюда, приезжают новые… А нам тут нравится, и, как появится новый человек, мы стараемся захватить его с потрохами… По привычке — и из чувства самосохранения!

Франтишек смотрит в окно; взгляд его, минуя розы, кусты крыжовника, поле, по которому он только что шлепал в грязи, устремляется к высокой тонкой трубе, извергающей оранжевый дым. Директор поймал этот взгляд и спешит с объяснениями:

— Не очень-то тут красиво, но в Праге или в Брно такая труба дымила бы и без нас. А здесь все мы чувствуем, что есть в этом и наша доля, что без нас тут ничего не дымило бы и не грело. Через год-другой, а может, и раньше, у вас возникнет такое же чувство… общей собственности или, если хотите, общей вины. Чувство, что плывем мы на одном корабле. Где вы думаете поселиться?

Приятели нерешительно переглянулись. Но они вместе пережили момент решения, вместе двинулись в путь, и теперь оба одновременно выпалили:

— Только вместе!

— Есть у нас общежитие. Видели — корпуса рядом с заводом? Две минуты ходу. А то сдаются комнаты здесь, в деревне. Можете посмотреть еще сегодня.

— В таком случае попробуем снять комнату, — решает приятель Франтишка, принимая таким образом на себя ответственность за дальнейшую их жизнь.

К удивлению гостей, уже утративших кое-какие иллюзии, но еще не создавших новые, директор потянулся к телефону:

— Позвоню-ка насчет вас нашему инженеру по охране труда. Он живет неподалеку, и в его коттедже есть свободная комната. Оба поместитесь.

Согласно всем правилам, визит можно считать законченным. Все встают, желают друг другу всего самого лучшего. И чтоб новоиспеченным инженерам у нас понравилось, и чтоб не разочаровалась ни одна из договаривающихся сторон…

До коттеджа инженера по охране труда — или по технике безопасности, как угодно, — действительно всего два шага по каменистой, но грязной дороге. Коттедж по виду не отличишь от директорского. А владелец его всего на два-три года старше наших друзей. Черная щеточка усов под носом маскирует заячью губу. Уже извещенный по телефону, он, не теряя времени, ведет приятелей в мансарду. Превосходная комната залита солнцем, и пахнет в ней деревом и яблоками. Неудивительно: в мансарду ведет деревянная лестница с деревянными перилами, а в самой комнате, во всех четырех углах, на деревянном полу лежат в соломе кучки прошлогодних яблок. Одни ярко-красные, другие светятся желтизной, третьи похожи на маленькие елочные шарики, четвертые — на восковые бочоночки.

— К тому времени, как вы приедете, мы все это уже съедим, а что касается обстановки — там видно будет. Что-нибудь сами привезете, что-нибудь тут раздобудем…

Инженер с усиками держится так, словно искренне рад жильцам. Поэтому, чтоб подавить собственную застенчивость, приятели задают ему щекотливый вопрос: насчет квартирной платы. Им называют сумму столь ничтожную, что она кажется символической. Уговорились, с какого месяца они вступят во владение комнатой, и спустились вниз.

Если прощаясь с директором, Франтишек и его приятель держались как неопытные новички, то здесь они ведут себя так, словно прощаться — их основное занятие, жизненное назначение.

— Надеемся, мы хорошо сживемся с вами и станем добрыми соседями и товарищами по работе: — Гладко, без запинки льется их речь, и щеки не вспыхивают румянцем, не потеют ладони.

Да уж, искусность достигается упражнениями — хотя бы только в рукопожатиях или в выборе правильного тона, соответствующего выражения лица…

Тропинка в поле, если это только возможно, стала еще грязнее, чем час-другой назад. Предвесеннее солнце сделало свое дело и теперь садится в белые, оранжевые и лазурно-голубые дымы, окутавшие химический завод. Но станешь ли обращать внимание на такие вещи, когда тебе надо думать о покраске яблочной мансарды, о ковриках, кипятильниках, чашках и постелях? Франтишек мало что может предложить для совместного хозяйства, и он мысленно поздравляет себя с мудрым решением поступить на работу туда же, куда поступает его приятель; тот — в который уже раз! — приходит (и будет приходить) ему на помощь. Приятель перечисляет все необходимое для устройства на новом месте, и Франтишек не успевает поражаться. Здесь, на тропинке через море черной вязкой пашни, он впервые узнает, сколько всего скрывалось в недрах квартиры Моравцев! И какое значение приобретают сейчас для них лишние чашки, коврики, книги, полки! Обоим хочется поскорей в эту квартиру, прямо сейчас. А дорога, что ведет мимо старых яблонь, коробок корпусов, мимо кафе, где собирается местная интеллигенция, мимо давильни растительного масла и шоколадной фабрики, пустынна и бесконечна. Приятели решают остановить какую-нибудь попутную машину — сэкономить время и деньги. Но машин проезжает до жалости мало. В обоих направлениях. Так мало, что запечатлелась и девушка на противоположной стороне — она тоже машет редким грузовикам и бешеным мотоциклам. После каждой неудачи приятели переглядываются с девушкой. Потом начинают улыбаться друг другу. У девушки очень бледное лицо, синие глаза и невероятно пышные золотые волосы, стянутые по моде резинкой на затылке, так что кажется — тоненькая шейка, того и гляди, сломится под их тяжестью. На первый взгляд ей дашь лет пятнадцать, но, по мере того как проходят минуты, отсчитывающие интервалы между машинами, девушка все взрослеет. Наконец, в полном соответствии с увеличившимися интервалами, приятели соглашаются дать ей семнадцать лет. Она нравится обоим, и оба это тотчас угадывают. И вот уже — откуда ни возьмись — легла между ними небольшая тень. И это из-за девушки, которая вдобавок собирается ехать в противоположную сторону! Но ведь каждый в возрасте наших друзей готов в любую минуту встретить самую большую любовь своей жизни… И при этом шутить, словно речь идет о каком-нибудь пятачке, маленьком, блестящем, ничего не стоящем, который может где угодно попасться тебе под ноги, который так легко поднять…