Карел Мисарж - Окраина

Приятель великодушно вынимает просимое из вороха своих вещей, прикрытого газетами, и Франтишек окончательно примиряется со всем. С полосатыми стенами и разноцветными драконами. Убрав под прикрытие газет свою вельветовую куртку с совершенно стершимся рубчиком, он принялся весело отряхивать пыль с твидового пиджака друга. Не ходить же ему по полевой тропинке в черном костюме, в котором держал выпускные экзамены. Да он и не взял этот костюм сюда, не представляя себе, по каким таким поводам мог бы его здесь надевать.

Нейлоновая рубашка под пиджаком в черную крапинку сверкает, как лед; галстук у Франтишка свой. Пиджак, правда, немного тесноват, но это пустяки. На дворе сентябрь, одну руку можно сунуть в карман — поза, при которой хороший тон просто требует, чтоб пиджак не застегивали.

Еще Франтишек берет у друга небольшой элегантный портфель, предназначенный исключительно для бумаг; у самого Франтишка портфель, можно сказать, универсальный — с ним хоть в лавку за провизией, хоть на разбой за добычей. В элегантный портфель друга Франтишек укладывает зубную щетку, бритвенный прибор, носовой платок и пижаму.

Довольно необычное снаряжение для свидания с золотоволосой девушкой, но Франтишек знает, что делает. Знает так же хорошо, как и то, почему он назвал предстоящее свидание «незадачей».

— А ты вообще узна́ешь ее? — сомневается приятель. — Вдруг она изменила прическу? Наверняка одета будет иначе. Тогда ведь было холодно…

Франтишек тоже не уверен, но роковой час близится. Друг принес из коридора зеркало, небрежно брошенное там, поднес ему. То, что Франтишек сумел разглядеть среди белых и черных потеков на стекле, его вполне удовлетворило. На фоне твидовых крапинок белая рубашка — как горные снега. Правда, черно-белые потеки на зеркале расположены так неудачно, что галстука не видно. Но стоит ли из-за этого расстраиваться?

— До завтра, поздно ночью!

— До завтра!

Франтишек зашагал по направлению к заводу. Придет девушка на свидание — хорошо, не придет — еще лучше. Франтишек очень, очень молод и верит, что в любой момент можно встретить самую прекрасную. В закусочной, у зубного врача, в поезде, в кафе, куда ходит местная интеллигенция. И разве сегодня нет у него надежной гарантии успеха? А модный твидовый пиджак? А белоснежная нейлоновая рубашка?

К условленному месту оба подошли одновременно. Звучит довольно затасканно, но они правда едва не столкнулись на узком тротуаре и ничего умнее не нашли, как выпалить почти разом:

— А я думала, вы не придете…

— А я думал, вы не придете…

И после они еще до одурения повторяли ту же мысль в самых различных вариациях.

— Я за это время защитил диплом и теперь работаю здесь…

— А я говорила себе — это мы просто пошутили…

— А я чуть и не забыл, что мы условились… Мы теперь еще малярничаем…

— Но вот ведь не забыли же… Это удивительно, тем более если еще малярничаете…

Мимо со свистом проносятся автомобили, с грохотом — мотоциклы, а они бредут себе гуськом по узенькой, мощенной щебнем обочине; впереди то девушка — и Франтишек говорит тогда прямо в фонтан золотых волос, то он сам — и девушка говорит в его твидовую спину. Абсурдная ситуация. Девушка сознает это секундой раньше:

— Куда же мы идем-то?

— Не знаю…

Еще год-другой, и завершится пятое десятилетие века. Еще год-другой… Еще года два осталось молодым людям встречаться на узеньких обочинах шоссе. А пройдут эти годы — и девушки в общежитиях будут выжидать часа, когда подруги «выйдут погулять», а молодые люди будут говорить, что «у приятеля свободная квартира». Напряжение чувствуется во всем, все ждут того торжественного дня, когда завершится эпоха целомудрия и к услугам молодых парочек окажутся свободные комнаты. Время течет, а Франтишек и золотоволосая девушка еще не назвались друг другу.

— Я Квета…

— А я Франтишек…

Он пожимает маленькую ручку в убеждении, что познакомился с самой чудесной на свете девушкой. Продавщицы в закусочных, лаборантки, сестры у зубных врачей, студентки, совершающие челночные перемещения между своим провинциальным домом и пражским общежитием, — все разом перестали для него существовать. А ведь еще каких-нибудь жалких полчаса назад он так на них рассчитывал! Теперь он рассчитывает уже только на железнодорожное расписание, утешаясь мыслью, что привык ездить ночными поездами. Если б не надеялся он, что не подведут его эти крошечные цифирьки, должен был бы признаться бредущему за его спиной чуду света, что пора прощаться. Но вот они прошли еще немного; девушка терпеливо следует за ним, предоставляя ему решать, что дальше. А Франтишек, не зная, что дальше, оборачивается:

— Этак мы и до Праги пошлепаем…

Девушка хочет ему помочь:

— Надо сойти с шоссе, а то еще наедут на нас…

А вокруг только поля, полого спускающиеся к речке; завод остался далеко позади.

— Почему мы пошли в эту сторону?

— Я думала, вы меня куда-то ведете. Просто иду за вами…

— Я так растерялся, когда вы пришли, что совсем не соображал, что делаю.

Они пошли через картофельное поле. Оставили в стороне речку, до краев наполненную закатным заревом: солнце садилось за пограничные горы. Впереди на холме засветилась цепочка огней. Это помогло Франтишку опамятоваться.

— Вы ужинали?

— Когда? Вы разве ужинаете в пять часов?

— Ну, сейчас уже далеко не пять, а эти огоньки впереди — загородный ресторан. Я там никогда не был, но это близко. Ближе, чем возвращаться в город.

— Я знаю.

— Вы там бывали?

— Точно так же, как и вы. Никто меня туда еще не приглашал.

Картофельное поле кончилось. Оба стали высматривать дорогу к огонькам, которые с надвигающейся темнотой становились все ярче. Отыскали наконец — дорожка узенькая, каменистая, по обеим сторонам лещина. Франтишек решительно двинулся по ней, но на сей раз девушка за ним не последовала. Ответила на его вопросительный взгляд:

— А вам не кажется, что мне бы надо остеречься?

— Чего? Боитесь, на нас нападут?

— Нет.

— Чего же тогда?

— Вас!

— Ну, я-то не разбойник! Грабить вас не стану.

— Я не это имею в виду.

— А что?

— Я вас не боюсь, но мне не по себе. Ведь я вас совсем не знаю, а вот же болтаюсь с вами по полям… Кажусь себе последней дурой. Интересно, что вы обо мне думаете?

— Ничего такого, от чего вам сделалось бы не по себе. Как-то же знакомятся люди! В кино я вас пригласить не мог, когда впервые приехал в этот город. А тем более сюда, — Франтишек показал на огни на холме.

— Это верно.

Девушка засмеялась, и они пошли дальше. Идти было недалеко. Это из-за предвечерних теней, что легли между рекой и холмом, расстояние казалось вдвое большим. То один, то другая поскользнется на камнях, покачнется, схватится за руку спутника — и тотчас с извинениями шарахнется в сторону, задевая ветки орешника. Они не говорят об этом, но такое поведение доказывает девушке, что Франтишек вовсе не для того завел ее в кусты, чтоб изнасиловать, а Франтишку — что она пошла с ним вовсе не для того, чтобы быть изнасилованной.