Бронислава Бродская - Мне хорошо, мне так и надо… [СИ]

Надя посмотрела по телевизору новости. По-английски она давно хорошо понимала, не мучилась, спать было ещё рано. Дима не звонил. Надя боролась с желанием сама ему позвонить, хотя знала, что не следует. Говорить не о чем. В ответ на вопрос «как дела?», он ответит, что нормально. «Как дети?» — скажет пару предложений, и Надя почувствует, что ему не до неё, что скорее всего он не один, а она мешает и сын хочет от неё отделаться, но желает быть вежливым. Всё-таки позвонила: «Димыч? Как вы там?» — «Нормально». Ага, ну так и есть: Дима не может или не хочет оставаться с детьми в выходные, он просит её их взять. Возьмёт, куда денешься. Надя детям радовалась, но очень он них уставала, ну просто очень. До такой степени, что уже и удовольствия от их присутствия не получала, и всей душой желала, чтобы Дима за ними приехал и забрал к матери. Ей и самой было за себя стыдно. Но что делать. Надя, наверное, была плохой бабушкой. Дети представлялись ей шумными, невоспитанными, неразвитыми, слишком «американскими», безвозвратно испорченными ненавистной Мелиссой. Ей следовало всё сделать, чтобы детей исправить, но у неё не получалось, и Надя злилась и на себя, и на Диму, и на всех остальных.

Надя всегда делала всё от себя зависящее, чтобы наладить свою жизнь. Рано разведясь, она искала спутника, мужчину, который снял бы с неё ответственность за добывание денег и принятие решений, он должен был бы её поддерживать, любить, лелеять, принять её сына. А она бы была как за каменной стеной. Каждый раз, когда ей казалось, что она такого нашла, всё рушилось, Надя опять оказывалась ни с чем, ей просто не везло.

А потом был стабильный период ожидания перемен: работала тренером, подрабатывала массажисткой, денег было негусто, но Надя всегда уезжала из Ленинграда в отпуск в надежде на перемены, пресловутым «лежачим камнем» она не была. На этот раз был пансионат в Дагомысе. Дима остался с мамой. Там около лифта она встретила «дедушку-финика». Этот немолодой финн сразу проявил к ней интерес, пригласил через переводчика в ресторан. «Ой, ну дед даёт», — подумала Надя, и надев своё короткое эффектное платье, пошла на ужин. Финик оказался щедрым, Надя запомнила икру и шампанское в серебряном ведёрке со льдом. Потом им розы в номер принесли, а главное, финик не приставал, не тащил в постель. Было в дедке достоинство, европейский стиль, вот как Надя тогда ночью о нём вспоминала. Она думала, что одним ужином всё и кончится, но нет, дедуля Эрхо пригласил её в Финляндию. Надя поехала в полной уверенности, что теперь она станет его женой и… прочее «сказочное», но уже в аэропорту Эрхо её охладил. Повёз в гостиницу, и в маленьком гостиничном номере всё ей объяснил. Он женат, жену не любит, но разводиться не будет, так как финансово ему этого не потянуть. У него небольшая компания, которая досталась от тестя, если он разведется, то всё потеряет, а поскольку он не молод, то сначала ему уже не начать, так что… Остальное Надя слушала уже невнимательно. Эрхо говорил, что он её любит, это была любовь с первого взгляда, в которую он не верил, а она оказывается бывает. Он счастлив, что она приехала, и он готов сделать для неё всё, что она пожелает. Пусть только скажет… Всё что в его силах… Надя снова насторожилась. Может она что-то не поняла? Дедушка стал объясняться на примитивном английском, который Надя понимала. Они выпили бутылку шампанского, потом вторую, потом пошли к ней в номер, и там Надя решила закрепить его обещания чем-то весомым. «Надо ему дать, иначе как-то несерьёзно. От меня не убудет, а это может быть важно». Надя решительно села к деду на колени. Эрхо неожиданно, несмотря на возраст, оказался сносным любовником. Он был нежен и невероятно предупредителен: «Всё, Надья, только для тебя, мне ничего не нужно. Я хочу, чтобы тебе было хорошо». К такому Надя не очень-то привыкла.

Он ушёл, а Надя лежала без сна и ей пришло в голову, что даже и хорошо, что она не будет его женой. Ну зачем ей сейчас этот Эрхо с его обвисшим мягким животом и бородавками на спине? У неё всё впереди, рано сдаваться. «Что ты хочешь? Выбирай. Я тебе куплю…» Надя эту фразу запомнила, и сейчас, лежа без сна, принялась «выбирать». Она перебирала в уме разные вещи: домик в деревне? Не пойдет, слишком дорого. Не стоит с этим даже соваться. Машину? Новую — не получится, а вот подержанную — может быть. Шмотки? Ну, это-то конечно. Надо начать с шубы. Может кольцо с бриллиантом? Нет, такое не просят, вот если бы он сам подарил… Кольца он ей не подарил, а вот машину, трёхлетние Жигули, купил без звука и ещё шубу из отличной чернобурки. Они сходили в магазин и оттуда Надя вышла с покупками. Эрхо нёс за ней в машину мешки с несколькими парами обуви и ворохом красивой, добротной одежды. Сколько он оставил в этом магазине? Около тысячи? Ничего, Надя считала себя «дорогой» женщиной. Кто-то мог её «потянуть», а кто-то — нет. В Ленинграде Надя довольно выгодно продала Жигули, к машине им дали ещё набор новой резины. Большие деньги взяла: около пяти тысяч долларов. Мама ни о чём не спрашивала, только как-то укоризненно на Надю смотрела. Впрочем, Надя и не думала маме о всех своих деньгах говорить. Тысячу дала на хозяйство, а остальное… деньги могут понадобиться для чего-нибудь действительно серьёзного. Эрхо она из головы пока не выкидывала. Они вместе съездили ещё раз в Сочи, она брала с собой Диму. Эрхо очень хорошо к мальчику относился. Хоть Надя и решила, что выходить за Эрхо замуж — не вариант, но в глубине души знала, что если бы он её позвал, то несомненно пошла бы. Она была к нему совершенно равнодушна, но удобная обеспеченная жизнь её привлекала. Замуж он её не звал, «ловить» тут было нечего, но позвал в отпуск в Швецию, где опять покупал ей вещи, более дорогие и красивые, чем в Финляндии. Кое-что она потом продала за большие деньги и устроилась работать в модный СПА-салон, которые тогда только начали открываться.

Эрхо со временем совсем забылся, потому что Надя вышла замуж. Ну, то есть не замуж через ЗАГС, но жили они вместе. Мужик был не особо видный, невысокий толстячок, но весёлый и умный, примерно её возраста, с деньгами. Еврей Зиновий. Это можно было бы считать недостатком, но это было как раз достоинством. С евреем можно было свалить, тем более, что Зиновий как раз и собирался это сделать и часто обсуждал с ней детали. Он казался Наде ловким предприимчивым парнем, умел жить, да и мама ей всегда говорила, что «евреи — хорошие мужья». Зиновий был хозяином ресторанного кооператива «Охотничий клуб», модного, в центре города. Подавали медвежатину, лося, бобра, но на этом понты не заканчивались: во дворе стояла настоящая юрта, по нарочито грубым деревянным стенам висели охотничьи трофеи, а публика курила кальян. Зиновий царил в этом мужском охотничьем мире и слыл «своим» в Питерском бомонде. Года два всё было отлично, но потом начались какие-то комиссии, проверки, ревизии и Зиновию с напарником замаячила тюрьма. Напарник сел, а Зиновий как-то отмазался, но ему пришлось всё за бесценок продать и уйти в тень. Кроме как чем-то владеть и делать деньги Зиновий ничего не умел, планы эмиграции стали их навязчивой идеей. В ресторане Зиновий познакомился с американцем Джерри из Портленда, про который они ничего раньше не знали: какой-то Портленд, в каком-то Орегоне. Дядька несколько раз приезжал в Питер и каждый день приходил к другу Зиновию в его ресторан. Русский друг поил Джерри водкой и угощал экзотическими блюдами. Джерри погружался в русскую жизнь и любил её всё больше и больше. Надя приглашала американца домой, потчевала пирожками и борщом. Джерри был задарен хохломскими игрушками и яйцами Фаберже, купленными в лавке при Эрмитаже. Когда встал вопрос об отъезде в Америку, Джерри отнёсся к этому с большим энтузиазмом и обещал помогать. На обещания солидного человека можно было положиться. Зиновий колебался, с ним жил сын-подросток, с женой он давно развелся, а мальчик по каким-то непонятным для Нади причинам, остался с отцом. Надя Зиновия уговаривала уезжать: «Давай, ты что, не понимаешь? Это наш шанс. Что тут сидеть, что тут может быть хорошего? Тебя чуть не посадили, забыл? Он нам там всё сделает… всё будет отлично…» Надя правда не понимала, как можно не хотеть ехать в мечту. Она была на сто процентов уверена, что с помощью Джерри она поднимутся и станут богатыми и счастливыми. Наконец Зиновий решился и уехал по еврейской линии, как и было предусмотрено. Джерри не подвёл: снял квартиру, всем обеспечил, заполнил какие надо бумаги на пособие. Из щедрого гостеприимного хозяина модного ресторана Зиновий превратился в нищего иммигранта, почти не знающего английского и живущего на небольшое пособие. Вряд ли он по этому поводу расстраивался. Надя пребывала в уверенности, что ей надо немедленно ехать, чтобы лично наладить их жизнь. Как только она окажется в Америке, всё будет по-другому. По еврейской линии она уехать не могла, они с Зиновием не были официально женаты, но Джерри нашёл выход: его друг послал ей приглашение и Надя легко получила гостевую визу. Дима остался с мамой. В Америке ей пришлось нажать на по-прежнему пассивного Зиновия, и они поженились. Диму она и раньше оставляла на маму, но теперь она даже не понимала, как вообще забрать сына в Америку. Сама ехать за ним она не могла, её бы обратно могли не пустить. Может и пустили бы, но рисковать она не хотела. Дима прожил без неё в Питере девять долгих месяца. Но так было нужно, для Диминого же блага. Мать по поводу её отъезда не высказывалась: не осуждала, но и не радовалась. Надя не понимала, как так можно. Хоть бы что-нибудь сказала! У Нади всё менялось, а мама сидела в своей раковине, как будто жизнь дочери её не касалась. Вот и брат Петя такой же был. Да, пусть себе сидят, а она — другая.