Николас Спаркс - Три недели с моим братом [litres]

Мика и я были среди авантюристов. Мы всегда выбирали туры, где нужно много ходить, и не собирались упускать шанс поплавать в южном океане. Хотелось выполнить важный пункт в нашем с братом длинном совместном списке «Впервые».

– Они не понимают, чего себя лишили. – Мика указал на сидящих на берегу людей.

– Может, для них это ничего не значит. Многие из них бывалые путешественники.

– Допускаю. Или они и тогда ничего подобного не делали. Некоторые просто не умеют веселиться. Даже попробовать не хотят.

Я настороженно посмотрел на брата. Уж не обо мне ли он говорит?

В седьмом классе Мика перешел в среднюю школу имени Бэррета. Мы с ним по-прежнему взрослели порознь, зато я сблизился с сестрой. Она часто смеялась и была такой милой, что я испытывал чувство вины за свой характер. Дана редко злилась, и я однажды слышал, как она говорила маме, что гордится братьями. В ее глазах Мика и я были безупречны, и когда нас наказывали, она неизменно выслушивала наши жалобы на несправедливость родителей.

Казалось, сестра всегда понимала, что я чувствую. Лишь она осознавала, что я учился хорошо из-за комплекса неполноценности, а не из любви к учебе. Порой она просила меня помочь ей с уроками и подпитывала мою веру в себя похвалой.

– Хотела бы я стать такой же умной, – говорила она. Или: – Мама и папа рады тому, как хорошо ты учишься.

Теперь вечеринки по случаю дня рождения устраивались только для Даны. И вновь любимое мамино объяснение: «Она ведь девочка». С одной стороны, это было не так уж и плохо – ни Мика, ни я особо не любили отмечать свои дни рождения. Однако мы с Даной родились в один день, и странно было видеть, как сестра празднует, а я стою в сторонке. И если мама этого не понимала, то Дана понимала. Однажды в день нашего рождения сестра пришла в мою комнату рано утром и села на край кровати. Проснувшись от ее движений, я сел и спросил, что она тут делает.

– С днем рожденья тебя… – запела она.

Затем я спел эту же песню для нее, и с тех пор мы каждый год выполняли этот тайный ритуал. Мы пели друг для друга и никому об этом не рассказывали. После обмена песнями мы какое-то время разговаривали. Я доверял ей все – свои надежды и страхи, трудности и успехи, – и Дана отвечала мне тем же.

Когда нам исполнилось двенадцать, я спросил ее:

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Чего ты больше всего хочешь?

Сестра с мечтательной улыбкой обвела взглядом комнату.

– Я хочу выйти замуж и родить детей. А еще я хочу собственных лошадей.

Это ей передалось от мамы. Больше всего на свете маме хотелось иметь лошадь. В юности у нее был конь по имени Темпо, и мама часто говорила о лошадях и о том замечательном времени, когда ездила верхом.

– И все? – спросил я.

– Да. Это все, чего я хочу в жизни.

– Ты не хочешь быть богатой или знаменитой или делать что-нибудь потрясающее?

– Нет, это для вас с Микой.

– А тебе не станет скучно?

– Не станет, – убежденно ответила она.

Я – сплошной комок нервов, но моя сестра совсем другая, и когда она ушла, мне захотелось стать таким, как Дана, раз уж не получалось быть таким, как Мика.

На следующий год я тоже перешел в Среднюю школу имени Бэррета, и мы с Микой стали ездить на одном автобусе. Однако мы никогда не сидели рядом и даже не разговаривали друг с другом. Восьмиклассники занимали особое положение по сравнению с семиклассниками – они были «большими шишками», и мы редко виделись в коридорах или на переменах. После школы и на выходных Мика убегал к друзьям, а я участвовал в различных спортивных соревнованиях. Я был неплохим спортсменом, но не выдающимся, и не отличился ни на футбольном поле, ни в легкой атлетике.

На следующий год Мика стал старшеклассником, перешел в другую школу, и мы снова были врозь, теперь уже не только после занятий. Впрочем, к тому времени я привык заниматься своими делами.

В 1978 году, когда я учился в восьмом классе, мы переехали в собственный дом. Он стал первой и единственной недвижимостью, которой родители когда-либо владели.

Переезжали мы своими силами. Кто станет платить транспортной компании, когда под рукой есть двое крепких сыновей и микроавтобус «фольксваген»? Мы день за днем складывали вещи в заднюю часть машины и везли их в новый дом.

Увы, «фольксваген» не предназначен для перевозки тяжестей, а мы с братом не учитывали вес груза. Однажды мы так плотно напихали туда отцовских книг, что и сантиметра свободного не осталось. Они весили, наверное, полтонны, и микроавтобус изрядно просел на задние колеса, а перед задрался, словно вглядываясь вдаль.

– Мам, загрузили.

Мама посмотрела на микроавтобус.

– По-моему, сейчас он на дыбы встанет.

– Потому что сзади много вещей. Когда мы в него сядем, он выровняется.

– Думаете, на нем безопасно ехать? – поинтересовалась мама.

Не знаю, почему она это спросила. Все равно ни у Мики, ни у меня прав не было.

– Конечно! Что тут опасного?

Из хорошего – микроавтобус доехал до нового дома. Плохо было то, что даже после разгрузки он не выровнялся. Ничуточки. Видимо, мы сломали какую-нибудь заднюю подвеску.

– Перед все еще смотрит в небо, или это мне кажется? – спросила мама.

– Может, мы смотрим на него не прямо. Или дорога неровная.

Мы так и сяк наклоняли головы, смотрели на машину и на дорогу.

– Похоже, вы что-то сломали, – подытожила мама.

– Не, все в порядке! Дай ему время, и он станет, каким был.

– Отец разозлится.

– Он даже не заметит. А если и заметит, то ему будет все равно.

Разумеется, отец все заметил, и обратный отсчет до «повышенной боеготовности» начался сразу же, как он пришел с работы. Однако нам хватило ума уйти еще до его возвращения. К счастью, когда мы вернулись домой, отец уже остыл, ведь машина ездила как обычно, только выглядела дико. А раз она ездит, значит, чинить ее незачем. В общем, ее так и не починили, а через три года продали и купили новую модель «фольксвагена». Но все эти три года мы ездили на микроавтобусе, который выглядел так, будто на нем везли детенышей кита в зоопарк.

Наш новый дом был одноэтажный и маленький. В нем имелось четыре спальни, кабинет, гостиная и кухня, причем две комнаты – кабинет и хозяйскую спальню – переделали из гаража. Дому было двадцать пять лет, и он отчаянно нуждался в ремонте.

Даже учитывая переделанный гараж, площадь дома составляла всего тысячу триста квадратных футов, но для нас он был шикарным. Впервые у каждого была отдельная спальня, и мы постарались украсить ее по своему вкусу. Мама невероятно гордилась тем, что у нее наконец появился собственный дом, и следующие несколько лет наводила в нем уют – так, как она это понимала. Шестнадцать стен были выкрашены в разные цвета – мама меняла цвет стен чаще, чем иные меняют зубную щетку, – и каждый выходной Мика и я, прежде чем пойти играть, выполняли список дел. Субботние утра мы проводили за постройкой забора, очередной покраской стен, высаживанием кустов и деревьев, полировкой кухонных шкафов и тем, что еще придет в голову маме, пока она сидит на работе.