Джефф Зентнер - Змеиный король

— И я тебя люблю, мам.

После того как она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, Трэвис покачал головой и швырнул книгу на кровать. Он был знаком с подобными произведениями. На самом деле у Трэвиса под кроватью хранилась внушительная коллекция жарких средневековых романчиков. Но он не мог признаться в этом матери.

На экране появилось сообщение от autumnlands: Похоже, ты не хочешь сидеть со мной в столовой. Бе .

Southern_Northbrook: Нет-нет, конечно, хочу. Прости, ко мне мама зашла, я с ней разговаривал.

autumnlands: Ура! Потому что в столовой я обычно сижу совсем одна. У меня не так много друзей в моей тупой школе. Никому не нравятся « Кровавые распри ».

Southern_Northbrook: На все сто тебя понимаю. У меня двое друзей, и они классные, но даже они не разделяют моей любви к «Кровавым распрям».

autumnlands: Если мы решили обедать вместе, наверное, мне стоит узнать, как тебя зовут в реальной жизни. Меня — Амелия.

Southern_Northbrook: Хорошее имя, Амелия. А меня — Трэвис.

autumnlands: Рада познакомиться, Трэвис.

Southern_Northbrook: и я, Амелия.

Его сердце словно выбивало: А-ме-ли-я. Пока она печатала что-то в ответ, Трэвис поднялся, быстро пересек комнату, подхватил свою дубинку и, глядя на себя в зеркало, принялся вращать ее над головой, насколько это было возможно в ограниченном пространстве его комнатки.

Возвращаться домой после общения с Лидией было невыносимо. Все равно что просыпаться после того, как увидел счастливый сон. Дилл открыл дверь. Дом встретил его тишиной и духотой. Он положил музыкальный диск на кухонный стол и прикинул, чем можно поужинать: не так чтобы обнадеживающе. В итоге он сымпровизировал — приготовил запеканку из пары помятых банок зеленой фасоли, пары банок грибного крем-супа и упаковки просроченного сыра — все эти продукты достались ему бесплатно в качестве поощрения за работу в универмаге Floid's, где он упаковывал продукты в пакеты и раскладывал товар на полках.

Дилл отправил получившуюся бурду в духовку, после чего пошел в комнату и, воткнув в розетку шнур от кондиционера, начал играть на гитаре. Он трудился над новой композицией, которую никто никогда не услышит, — песней о конце, о людях, которые оставляют тебя в прошлом.

Примерно в 20.45 Дилл услышал тарахтение: к дому подъехала его мать на своей «шевроле кавальер» 1992 года выпуска. Вскоре она вошла в гостиную, буквально источая усталость.

— Как поработала?

— Тяжко. Пришлось развернуть около двадцати ребят твоего возраста, пытавшихся купить пиво.

С тихим стоном она рухнула в обшарпанное кресло и стала тереть лицо ладонями.

— Ты выпила свои таблетки для спины? — спросил Дилл.

— Они закончились. Не на что купить до зарплаты.

Дилл пошел в кухню и проверил запеканку.

— Ужин готов, — позвал он.

Мама, охнув, поднялась с кресла и, держась за поясницу, медленно выпрямилась. Кряхтя от боли, вошла в кухню и села за стол. Взяла в руки диск Дилла.

— Что такое Joy Division и New Order?

Черт. За годы дружбы с Лидией Дилл развил в себе особенный талант: с ходу превращать любую группу в христианскую. Arcade Fire — это про адское пламя, которое познают те, кто отрекается от Христа, делая выбор в пользу видеоигр. Fleet Foxes — это отсылка к библейскому сюжету, когда Самсон ловил лис, привязывал факелы к их хвостам и отпускал их жечь поля филистимлян. Radiohead — про то, что человеческий ум должен быть живым проводником Святого Духа, подобно радиоантенне.

— О… New Order… это про новый порядок, который установит Христос, когда вернется на Землю и воцарится здесь… Joy Division… тут про то, что люди делятся на тех, кто спасся и возрадовался, и тех, кто нет. Это христианские группы.

Либо это объяснение показалось матери удовлетворительным, либо она слишком устала для того, чтобы спорить. Вероятно, первое, так как для споров силы у нее всегда находились.

Дилл достал блюдо с запеканкой из духовки. Пахло нормально. Еда была горячей, с корочкой из расплавленного сыра. Члены семьи Эрли не привередничали в еде. Дилл достал из холодильника уже зачерствевший белый хлеб — четверть буханки. Взяв пару тарелок и ложек из сушилки рядом с раковиной, накрыл на стол и разложил еду по тарелкам. Они с матерью ели молча.

— Как съездил в Нэшвилл? — наконец спросила она.

— Хорошо. Лидия помогла мне купить приличные вещи за небольшую сумму.

Мать промокнула рот салфеткой.

— Мне бы хотелось, чтобы среди твоих друзей было больше верующих прихожан.

— Трэвис ходит в церковь.

— Не уверена насчет него. Он всегда в черном, еще это ожерелье с демоном на шее.

— С драконом.

— Все одно. Перечитай откровение Иоанна Богослова.

Дилл встал, чтобы налить еще воды в стаканы.

— А Лидия не посещает церковь, — сказала мама.

— Да, но я же как-то говорил тебе, что она из епископальной или пресвитерианской церкви. Она христианка.

Мама фыркнула.

— Хотелось бы мне посмотреть, как члены епископальной церкви поднимают змей или говорят на иных языках. Знамения сопровождают уверовавших.

— Не могу же я выбирать друзей исходя из того, желают они взять в руки гремучую змею или нет.

— Можешь, конечно. Только вот не станешь.

— В любом случае теперь все несколько осложнилось. Единственный пастор, раздававший змей, попал в тюрьму.

Мама пристально посмотрела на Дилла.

— Потешаешься?

— Нет, поверь мне, я его сегодня навещал.

Мама снова посмотрела на него, и ее взгляд стал особенно внимательным.

— Мог бы сразу рассказать. И как он?

Дилл отправил кусок запеканки в рот и принялся медленно жевать, обдумывая ответ.

— Нормально, судя по всему. Я не знаю, что нормально для заключенного. Похоже, завел друзей, потому что у него на пальцах появились татуировки.

Мать Дилла наморщила лоб.

— Серьезно? Татуировки? И что они изображают?

— Марк, шестнадцать, восемнадцать — на костяшках восьми пальцев.

Мать Дилла уставилась в свою тарелку.

— Он способен услышать глас Божий. Я не всегда находила объяснение его деяниям, но верю, что так возжелал Господь.

Она подобрала последний кусочек запеканки засохшей корочкой хлеба. Я не был бы так уверен, что за всеми поступками отца стоит желание Господне. Отчего-то я в этом сомневаюсь.

Дилл отнес тарелки в раковину, залил их водой, осторожно открыл ящик, чтобы, не дай бог, не сорвать его с направляющих, достал из него кусок пищевой пленки (которую они мыли и использовали повторно), завернул в нее остатки запеканки и убрал в холодильник.

— Тебе лучше поспать, если собираешься завтра в школу, — сказала мама.

— Почему это «если»?

— Потому что я не принуждаю тебя туда ходить — я тебе говорила.