Лена Птица - Добро пожаловать в Москву, детка! [СИ]

После окончания сельской школы в областной глубинке с серебряной медалью, Катька решила поступать на филологический факультет педагогического университета. Почему она поступала именно на филологический, Катька точно не знала. Учитывая то, что две единственные четверки выведенные в аттестате каллиграфическим почерком, были по физкультуре и русскому языку.

Факультет русского языка и литературы был сильным и совершенно не покупаемым, первое, по ненадобности, второе, по совершенной принципиальности старых преподавателей, еще того десятка, который знал наизусть прозу классиков, писал многотомные диссертации об удвоенном — н и впадал в кому от неправильного ударения. В то время, когда училась Катька, не было вездесущего интернета, и весь благоухающий филфак красавиц-девиц в самом расцвете лет, сутками просиживал в библиотеках, причем очередь на особые редкие книги нужно было занимать за два-три дня. Хорошо, что Катька любила читать, так как филфак проглатывал сотни произведений за семестр и учил десятки стихотворении наизусть.

— Сколько блинов съел Чичиков в гостях у Коробочки? — как всегда улыбаясь, спрашивал Алексей Харитонович Мортей, щуря и без того маленькие глазки.

— Ммм… шесть… а может и семь — стушевалась Катька. Рой мыслей кружился в молодой и еще более кудрявой голове девушки. «Или опять подвох, как тогда с соловьем в басне, который и не пел вовсе. Нет, блины Чичиков ел точно, но сколько?»

— Хорошо… Ну а как он их ел, помните? — по-доброму издевался Мортей.

— Алексей Харитонович, я точно помню, что он их ел, но не помню сколько и как — расстроилась Катька.

— «А блинков? — сказала хозяйка. — Начал медленно и с выражением читать наизусть Алексей Хритонович. — В ответ на это Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой. Повторивши это раза три, он попросил хозяйку приказать заложить его бричку. Настасья Петровна тут же послала Фетинью, приказавши в то же время принести еще горячих блинов.

— У вас, матушка, блинцы очень вкусны, — сказал Чичиков, принимаясь за принесенные горячие».

То, что Мортей процитировал тест наизусть нисколько не удивляло студентку, все уже к этому привыкли. Весь факультет давно знал, что у Мортея блестящая память и любого автора он мог воспроизвести без книги, полагаясь только на свои уникальные способности.

— Хорошооо… А что за надпись была на беседке в деревне Манилова?

Про надпись Катька не помнила вообще и не стала терзать Мортея своими глупыми догадками.

— Ну, что же Вы, барышня, так… Русскую классику нужно читать вдумчиво, смакуя каждое слово, каждую букву, каждую запятую… «Под двумя из них видна была беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: „Храм уединенного размышления“; пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не в диковинку в аглицких садах русских помещиков».

После того, как Катька дважды завалила тексты Мортею, она задумалась и? как отличница с медалью, стала рассуждать: «Я же не глупая, читаю вдумчиво, ничего не пропускаю, все делаю ответственно, но валю… Ага, Мортей больше спрашивает о деталях, описание, внешность, нюансы… События и факты его совершенно не интересовали… Ну что ж, попробуем читать по-другому». И с этого момента Катька стала записывать в тетрадь все описания, которые ей казались интересными, будь-то деталь внешности, гардероба, домашней утвари. В тетради девушка указывала название произведения, главу и цитировала описания. И дело пошло, она, конечно, не могла так блестяще и творчески читать наизусть, как знаменитый преподаватель, но промахов становилось все меньше, и ответы девушки были все точнее и точнее. Скоро о Катьке загудел весь филфак, что она единственная все с первого раза сдает Мортею. И Катькины тетради, а таких тетрадей у нее уже было с десяток, пошли по рукам. Катьке было не жаль этих записей и после сданного произведения, тетрадь тут же выхватывалась и растворялась в толпе надушенных и разодетых студенток. Девки благодарили и чертыхались, открывая катькину писанину.

— Да, Катюх, как так можно писать, как курица лапой, ничего не понятно!

— Что не понятно? Давай мне, я все пойму! — тут же рвала тетрадь другая девица. — Нет, отдай, разберусь уж как-нибудь, здесь очередь между прочим!

«Только бы шуба не порвалась! Еще этого не хватало!» — думала про себя Катька, таща сумки. Шуба была на Катьке кроличья, китайская, купленная на рынке, как, впрочем, и все вещи девушки. И шуба эта не раз предательски рвалась в самые неподходящие моменты: то по дороге в университет отпадет кусок, то в кино разойдется на спине. Катьке так было стыдно за эту шубу, особенно перед Вовкой, ее молодым человеком. Наконец-то, девушка подошла к дому, и оставался последний марш-бросок на третий этаж. Катька снимала комнату у одной бабушки и с бабушки, конечно, помощник был никакой. Пыхтя и потея, Катька дотащила все сумки по очереди в квартиру. Мария Ильинична как обычно сидела в кресле и читала книгу, и Катька не раз задавалась вопросом: «Зачем пожилым людям читать книги, зачем им эти знания и возможно опыт, ведь все это уже некуда применить и некому передать?!» Единственная дочь Марии Ильиничны с семьей жила в Израиле и уже более пяти лет не приезжала к матери. Эти катькины мысли были очень жестоки к маленькой старушке, но они были небезосновательны. Еще в свои девятнадцать Катьке было страшно остаться одинокой и, главное, глубокой и умной старушкой в тихом уютном болоте с четырьмя стенами. И в тридцать лет все еще не замужем и без детей девушка твердо решила — прыгнуть с моста или из окна, но только не доживать в кирпичной коробке, если ее жизнь не сложится так, как задумала ее чокнутая и наглая фантазия.

— Катя, с приездом! Как мама, папа? Ой! Как ты все это несла, бедняжка? — залепетала Мария Ильинична, вспорхнув с кресла.

— Своя ноша не тяжела! — ответила с улыбкой девушка. — Все хорошо. Мама передала много мяса и рыбы, даже не знаю, поместится ли в морозилке.

Уж что, что, а питалась Катька хорошо. Родители имели свое хозяйство и при каждом удобном случае передавали продукты доченьке в город. Катька в свои девятнадцать при росте сто шестьдесят семь сантиметров весила почти шестьдесят килограммов, грудь была большая, стоячая, аж под подбородок, и румянец во всю щеку на парной сметане, да на степной баранине. Кушала Катька отменно, а вот свободных денег не было совсем, каждый рубль, присланный родителями, и стипендия складывались и рассчитывались под ноль, ничего лишнего девушка себе не позволить не могла. Однажды Катька купила шоколадку, тогда только появились «Альпен Голд», а потом пришлось занимать денег на проезд у Наташки, подружки по университету.