Яков Липкович - Три повести о любви

— Больше не пей.

Она капризным тоном ответила:

— А я хочу!

— Ты уже и так под градусом.

— Я под градусом? — и она разразилась смехом. — Афанасий, скажите, я под градусом?

— Да вроде бы пока не с чего, — неопределенно сказал Горячев.

— Вот видишь! — торжествующе заявила она.

— Я-то вижу…

— Смешно! — фыркнула она и отвернулась.

И вновь сошлись у бутылки пустые стаканы.

— Я прошу тебя.

— А я буду!..

Аркадий слышал, как она опять поперхнулась и закашлялась. До него донеслось:

— Вы закусывайте, Марина. А то в голову ударит.

— Будем!..

То там, то здесь глухо позвякивали граненые стаканы.

— Есть больше надо, — услышал Аркадий.

— Не хлебом единым! — ответила Маришка.

— Вот потому и ешьте рыбку, — сказал Горячев. — А то, выходит, зря ловили.

Трудно с ним не согласиться. Ест она всегда без аппетита. Ковырнет вилкой, зачерпнет ложкой разок-другой и уже сыта. Откуда у нее только силы берутся?

— В Опочках на ярмарке продаются яблоки…

Рядом склонился к столу Борисыч. Он глядел прямо в лицо Аркадию и неопределенно улыбался.

— …в красном лаке на каждом прилавке… Стихотворение известного поэта Цыбина. Надо думать, слыхали?

— Конечно.

— Как человек — человеку…

Взгляд у него был явно чем-то озабочен.

— Вы позволите, я вам расскажу свою жизнь? Не для печати?

— Сейчас? — удивился Аркадий.

— Можно и потом…

Его блуждающий взгляд вдруг сполз с лица Аркадия, спустился по рукаву пиджака на стол и уперся в отставленный стакан с водкой.

— Если не будете… — чуть слышно долетела до Аркадия напряженная хрипотца.

— Постыдились бы, Олег Борисович! — расколол общий шумок звонкий голос Юзи. — Вы же человек образованный, не простой!

Тот отдернул руку от чужого стакана и побито поплелся на свое место.

Стало тихо.

— Все! — поднялся Горячев. — Пообедали, согрелись. А теперь кончайте смолить баркас — через два часа на подрезку.

Во время вчерашнего шторма в одном из баркасов обнаружилась течь. Ночью все заделали, а утром, когда перебирали невод, опять в нескольких местах просочилась вода. Николай Иванович, Толя и Миша занялись ремонтом.

— Николай Иванович, я тебе не нужен? — спросил Горячев.

— Нет, — буркнул тот.

— Пойдемте, — сказал бригадир Аркадию и Маришке. — Поговорим.

Он кивнул на гряду больших камней, за которыми деревья начинали свое восхождение на гору.

От свежего морского воздуха быстро прошло опьянение. Маришкино лицо прояснилось. Глаза засветились восхищением, как будто она впервые увидела всю эту красоту — и эти серые, покрытые мхом камни, и этот уже наполовину осенний лес, и эту начинающуюся прямо здесь, у ее ног, высоченную гору.

Она отстала, разглядывая что-то в траве.

Аркадий спросил:

— Почему ваш помощник такой мрачный?

— Николай Иванович? В прошлом годе… как раз в это время… лодку с людьми потопил.

— Как потопил?

— Капитанил на одном суденышке. «Быстрый» название. Не слыхали?

— Нет.

— Так вот: получил он задание срочно доставить горючее для флота. А туман был — в двух шагах не видно. Вахтенного матроса на носу поставили, а тот возьми да и просмотри лодку.

— Много погибло?

— Трое. Отец, мать и дочка. Студентка из Иркутска. Домой на каникулы прилетела.

— За это его и сняли с капитанов?

— А за что же?

— И не судили?

— Как не судили? Два года условно дали.

Они вышли к узкой тропинке, устремившейся вверх между камнями. По ней поднялись на первую террасу, сплошь заросшую невысокими лиственницами и кустарником.

— Вот здесь можно! — Горячев показал на маленькую аккуратную скамеечку, врытую у самого обрыва.

— Откуда она здесь? — удивился Аркадий.

— Для гостей поставили. Чтобы закатами да восходами любовались.

Аркадий подошел и с опаской пошатал скамеечку — до того ненастоящей, игрушечной казалась она среди этих огромных скал.

— Выдержит?

— Пока выдерживала.

Аркадий сел. Действительно, залив отсюда виден как на ладони. За ним в синеватой дымке тянулись до далеких гор, сливавшихся с горизонтом, почти морские расстояния.

Горячев присел рядом, закурил.

— Так о чем будем говорить? — в его голосе послышалась едва приметная усмешка.

— Подождем Марину, — сказал Аркадий.

А Маришка не спешила. Она поднималась к ним между валунами и собирала камешки. Иногда с любопытством поглядывала вверх и улыбалась.

Аркадий покосился на Горячева. Тот неотрывно смотрел на Маришку и так же аккуратно, в сторону от скамейки, стряхивал пепел.

— «Увезу тебя я в тундру…» — донеслось снизу.

Пела она негромко, вполголоса, как привыкла напевать дома.

— Афанасий! — вдруг крикнула она наверх. — Что это за камень? — и показала.

— Уж больно далеко, не видать, — отозвался Горячев.

Она сделала еще несколько шагов.

— И отсюда тоже не видно?

— Да нет, надо бы поближе.

— А я думала, что зрение у вас, как у орла!

— Где уж нам до орлов…

Маришка остановилась под обрывом.

— Аркаш, дай руку!

Он помог ей взобраться на пригорок. Она появилась перед ними, тонкая и стройная, как гимнастка. Жестом королевы протянула Горячеву камень.

— Ну так что это за самоцвет?

Бригадир взял и неуверенно произнес:

— Яшма, однако?

— Вот так-то, — сказала она мужу, пряча находку в карман курточки. И, усевшись в тесной серединке, заявила весело и требовательно: — А теперь, Афанасий, расскажите нам что-нибудь!

Но тот смущенно ответил:

— Уж лучше вы спрашивайте, а я буду отвечать.

— Идет, — согласился Аркадий. — Первый вопрос: кто ваши родители?

— Отец на фронте погиб. Отчим у меня. Да вы его знаете — Алексей Дмитриевич.

— Это маленький такой? На Ролана Быкова похожий?

— Он самый. А мать по хозяйству.

— Вы один у нее?

— Еще трое.

— Все сыновья? — живо спросила Маришка.

— Два сына, одна дочка.

— Тоже рыбаки? — поинтересовался Аркадий.

— С удочкой иногда посиживают. Один брат милиционер в райцентре, другой — киномеханик. Все как у людей: рыбка — рыбкой, а работа — работой.

— Странные мысли для знатного рыбака, — кокетливо заметила Маришка.

— Не нравится?

— Не очень, — призналась она и назидательно-шутливым тоном добавила: — Надо любить свою профессию.

Господи! Она еще и поучает его…

— Придется полюбить… ради знакомства, — ответил Горячев.

— Я ведь серьезно.

— Так и я не шучу.

Маришка произнесла, склонив голову набок:

— На будущее: остерегайтесь говорить странные мысли. А то я их записываю.

— Дайте поглядеть, — протянул руку Горячев.

— Нет, — она спрятала блокнот за спину.

Да ведь они в открытую флиртуют при нем! И Аркадий сказал с едва сдерживаемым раздражением: