Булат Ханов - Непостоянные величины [СИ]

Примирялись они шумно и делали философские выводы.

— Как это сложно — быть бабой, — изрекала Кира.

— Как это сложно — быть, — выводил Роман.

Кира регулярно жаловалась — на педантичных преподавателей, на спешку в метро, на косые взгляды незнакомцев, на цены в «Милавице». У Киры постоянно болел живот, и Роман гладил его, отвлекая внимание девушки историями из жизни писателей и поэтов.

— Правда, что Некрасов любил карты?

— Истинно так. Даже свою жену, Авдотью, он выиграл у Ивана Панаева, вместе с которым руководил «Современником».

— Врешь.

— Ни капли.

— Как низко! Все вы на такое способны!

— Ну-ну, Кира. Во-первых, не все. А во-вторых, про Панаева я сочинил.

— Вот, значит, как!

Роман находил, что прием отвлечения заметно действеннее, чем многословные утешения. Кира забывала о боли и переживаниях, погружаясь в диалог. Единственный минус метода состоял в том, что с каждым разом количество историй о литераторах сокращалось.

При малейшем недомогании Кира подозревала, что к ней подкралась смертельная болезнь.

— У меня злокачественная опухоль, — говорила она. — Это рак.

Поначалу Роман списывал это на специфический юмор, но смущала более чем серьезная интонация.

— Рак чего? — полюбопытствовал Роман, когда до него дошло, что Кира не шутит.

— Рак всего.

— Разве так бывает?

— Бывает.

— Да ты просто ипохондрик.

— Кто-кто?

— Ипохондрик. Человек, которому мнится, будто его одолевают жуткие недуги. То рак, то сердечная недостаточность, то психические расстройства.

— Никакой я не ипохондрик! Ты недооцениваешь угрозы!

— Любой ипохондрик утверждает то же самое.

Они вновь спорили до хрипоты и вновь горячо раскаивались. Роман накупал Кире полный пакет еды, чтобы она готовила в общаге: рис, гречку, фунчозу, консервированную фасоль. В конце концов, при всех стычках и взаимных уколах Кира продолжала держаться вне всякого формата и не помещалась в скучную обыденность.

Роман время от времени писал Кире послания на тетрадных листах и передавал при встрече. Послания должны были соответствовать двум критериям: а) искренность; б) отсутствие слов «любить», «красивая», «хорошая», «умная», «девушка» и производных от них. Никаких прямых высказываний. В ответ благодарная Кира приоткрывала блокнот со своими стихами.

В октябре она остудила эпистолярный пыл Романа, заявив, будто у него дурацкий почерк.

— Буквы ровные и не сливаются, — оправдался Роман. — Главное, что понятно и легко читается.

— Дурацкий.

Через день Кира поделилась очередным четверостишием.

Кричи, не кричи,

Дыши, не дыши —

Все одно,

Как «жи-ши».

— Странное сочинение, — вынес вердикт Роман.

— В смысле?

— Я не знаю, как его определить. Не графомания, но не впечатляет.

— Не впечатляет, значит?

— Кира, я тебя не критикую. Это стихотворение туманное и обманчиво многослойное. Как будто автор старается показаться загадочным.

— Кому, интересно, он «старается показаться»? Не подумал, что я никому, кроме тебя, текст не открывала?

Кира захлопнула блокнот и спрятала в портфель.

Иногда она выражала сожаление, что они не живут вместе.

— Иначе любую ссору мы гасили бы сексом, — объясняла Кира, как бывалая семейная женщина.

Раза два в месяц Роман увозил Киру к Юре Седову, который на время выпускного курса вдруг решил посвятить себя учебе и перестал приглашать девушек домой. В ноябре Роман впервые привел Киру к себе. С этим шагом он затягивал не из-за родителей, которых уже на второй день, отмеченный катанием на лодке под луной, порадовал известием, что взаимно влюбился. Железный родительский график гарантировал, что с восьми до пяти они с Кирой могли вытворять дома что угодно.

Удерживал страх перед Саней.

В октябре они столкнулись после долгого перерыва. Роман, не поздоровавшись, заторопился вниз по лестнице. Урка прогнусавил вслед:

— Даже руки не подашь? Смотри, гордым быть плохо. Жизнь накажет.

Кира оставалась в неведении насчет Сани и не понимала, почему Роман не зовет ее к себе. На это филолог отвечал, что рабочее расписание позволяет отцу возвращаться в самый неожиданный момент. Кира вынужденно соглашалась с доводом и добавляла, что пока стесняется знакомиться с мамой и папой Романа.

— Знакомство с родителями — это почти свадьба, — говорила она. — Это настолько ответственно, ты не представляешь.

Отношение к сексу различало их. Кира хотела его так же сильно, как и боялась забеременеть. Она распознавала фаллические символы в Главном здании МГУ, в высотках «Москвы-Сити», в Шуховской телебашне. Вместе с тем Кира нервно высчитывала дни до месячных и впадала в панику при малейшей задержке. Взбудораженный Роман покупал ей тест, чтобы успокоить и ее, и себя. Сам он подозревал, что и вправду асексуален. Если раньше секс в списке интересов занимал место где-то между парусным спортом и болгарским кинематографом, то теперь переместился на двадцатые-тридцатые позиции, превратившись в обязанность. От Романа требовалось время от времени заводить Киру и доставлять ей удовольствие, при этом контролируя каждый свой импульс и каждое движение, чтобы не наделать глупостей. Наградой было удовлетворение от факта, что Роман принес радость самому близкому человеку.

В первый же раз, когда Роман рискнул пригласить Киру на Шаболовку, порвался презерватив. Сверхпрочный, согласно информации на упаковке. Роман никогда прежде не видел Киру в таком бешенстве.

— Ты что творишь? — кричала она. — Совсем отмороженный?

— Я, что ли, на рынок такое дерьмо выпускал? — огрызался Роман.

— А ты, значит, ни при чем? Типа все из-за куска резинки?

— Когда я это говорил?

— Сейчас! Будь наконец мужиком, возьми ответственность на себя!

Убивало, что за полчаса до перепалки Кира искренне восхищалась, какая у них уютная квартира и какой славный у Романа книжный шкаф.

— Первый блин комом, — съязвила Кира уже на улице. — Будем рассказывать нашему ребенку, что он появился случайно.

— Подожди.

— Что наш папа облажался.

— Кира! Послушай меня, ладно? Давай купим тебе таблетку для контрацепции.

— Сам пей свои таблетки!

Все-таки удалось уговорить Киру при условии, что Роман возьмет самое безопасное из средств. Через два дня Кира уехала в Марий Эл на выходные и привезла Роману черничное варенье и соленые грузди. Через неделю у нее начались месячные.

— Наверное, я была невыносима в тот момент. — Кира вспоминала историю с презервативом. — Ты накосячил, но я тоже хороша. Как с цепи сорвалась. Прости меня, пожалуйста.

Ближе к зиме ее ипохондрия разрослась. Обнаружилось, что ему все труднее избегать конфликтов, рождавшихся из мелочей, и изобретать средства, чтобы отвлечь Киру от переживаний. Она укоряла Романа в невнимательности, он винил Киру в том же.