Булат Ханов - Непостоянные величины [СИ]

— Не надо все усложнять, — говорила она.

— Не надо все упрощать.

Кира беспрестанно атаковала жалобами и подколами. В отместку Роман однажды отослал ей короткое сообщение, будто проведет вечер с Бертой, прилетевшей из Владивостока на фестиваль. Кира три с половиной часа пыталась связаться с Романом, который исчез со всех радаров, нарочно выключив телефон. Дозвонившись, она рыдала.

— Почему ты меня убиваешь? — надрывалась она. — Почему?

Романа трясло от мысли, до какой степени они инфантильны и с каким азартом они разрушают все самое теплое и доброе, что образовалось между ними. Они точно негласно условились, будто сблизились настолько, что имеют право причинять друг другу боль — буднично, ненароком, как бы между строк. Колкость и грубость пробуждались в Кире, когда она чувствовала малейшее посягательство на свое «я». В иное время, будучи светлой натурой, она угощала выпечкой бомжей и бездомных собак, чутко реагировала на несправедливость и восторгалась мелочами.

Перемирие установилось под конец декабря. На исходе зачетной сессии Роман свалился с ангиной. Кира, побросав дела, приехала к нему и поила с ложечки имбирным чаем с лимоном.

Из-за жара больной наблюдал комнату словно из целлофанового пакета. Всякое движение давалось с трудом, отчего мнилось, что любое действие, совершенное Кирой, тоже заключает в себе титанические усилия. Когда она перебирала пальцами его волосы, Роман поражался ее стойкости

Роман приподнялся.

— Если я внезапно завершусь, — произнес он, — то умоляю об одном. Не создавай посмертный ролик.

— Ты чего, Рома?

— Я видел, какими они бывают. Они все одинаковые. В коллаж собираются фото с улыбками. На видеоряд накладывается сопливая музыка. Еще на экране всплывают омерзительные банальности. О том, каким прекрасным был покойник при жизни и как его теперь не хватает.

Роман зашелся в приступе кашля и опустил голову на подушку.

— Никаких роликов, слышишь меня? Иначе превращусь в призрака. Как Акакий Акакиевич. И буду мстить.

— Слышу-слышу, — заверила Кира. — А о моей судьбе никто не узнает.

— Почему?

— Когда врач объявит, что у меня рак, я возьму билет и улечу на Алтай. В горы. Там меня никто не найдет. Там я сольюсь со стихией. Это и есть настоящая свобода.

Роман промолчал. Поступить нелинейно и объявить добровольную изоляцию против всех приличий — это в стиле Киры. Правда, у нее вряд ли хватит духа. Это ведь не просто красивая идея о единстве с природой и срастании с ландшафтом, а отречение от всего — от надежд, от привычек, от себя. Впрочем, Кира — ипохондрик, и придется ей караулить роковые вести от доктора годиков шестьдесят, а то и семьдесят.

Новый год они встречали порознь. Роман в Черёмушках — с Юрой, с Климовичем и Гришей Тыквиным, а Кира — в Йошкар-Оле. Созвонившись после курантов, они проболтали целый час.

— Хотя мы и цапаемся, я не представляю жизни без тебя, — сказала Кира.

— Нормальная пара на нашем месте тысячу раз бы разбежалась, — предположил Роман. — Нашим перепалкам должны завидовать враги. Если честно, то факт, что мы до сих пор не стрелялись на дуэли, есть чистой воды недоразумение.

— Вызываю тебя на дуэль! Дуэль на подушках!

— Вызов принят!

Роман всматривался в дно опустевшего фужера и не мог сообразить, как эта любовь устроена. С каждой ссорой только прочнее. Или это иллюзия?

Кира закрыла сессию на пятерки. Первую половину ее дня рождения они провели у Романа, который продержался почти час, чем вызвал безграничное уважение Киры. Затем они направились в караоке-бар, где именинница с бокалом «Жигулёвского» в руках под всеобщее одобрение исполнила «18 мне уже». Даже опьянев, Кира не выглядела легкомысленной, как ни старалась.

А в феврале Роман лишился и ее, и иллюзий насчет любви, и чувства собственного достоинства.

Кира приехала ранним морозным утром и сразу утянула Романа на кровать. Доведя Киру до оргазма, он облегченно вытер лоб и откинулся на спинку дивана.

— Я уже второй раз с тобой такой кайф ловлю, — сказала Кира.

— И это здорово.

— Ты хоть капельку удовольствия получил?

— Я испытываю удовольствие, когда тебе радостно.

— И все?

— Этого мало?

— Значит, я бревно.

— Ты не бревно, Кира. Скорее это не мой вид спорта.

Кира обняла Романа, прижавшись к нему обнаженной грудью.

— Фригидный ты мой, — ласково сказала она.

Роман накормил Киру чечевичным супом, а затем они устроили бой на подушках. Им предстояла совместная дорога до университета, и Роман предвкушал, как в подземке они будут наслаждаться музыкой в его наушниках. Специально ради этого он вечером загрузил на плеер свои и Кирины любимые композиции.

Планы нарушил Саня, который на корточках смолил папиросу на лестничной площадке. Завидев вора, Роман внутренне обругал себя за расслабленность и неосторожность. Как будто глазок для красоты установили. Трясущиеся пальцы не сумели вставить ключ в замочную скважину ни с первого, ни со второго раза.

— Братан, помочь? — Саня отряхнул пепел в консервную банку и встал, разминая худые плечи.

— Благодарю, не стоит, — бросил Роман через плечо. — Здравствуйте.

Он наконец-то совладал с замком.

— Чего руки не подал? Не обернулся даже. Опять брезгуешь?

— Да не брезгую. Дверь закрывал.

Роман, содрогаясь, протянул руку.

— Другое дело. Мне-то показалось, что ты Саню презираешь.

— Что вы. Совсем нет.

— Это девка твоя? Как тебя зовут, милая?

Сосед направил на Киру безобразную ухмылку. Девушка сделала шаг за спину Романа.

— Василиса ее имя, — резко сказал Роман. — Мы торопимся, извините.

— Куда?

— На занятия.

— На какие?

Разговор затягивался. Роман замер, перебирая в голове нужные фразы.

— Василиса. Василисушка. Послушай меня, — включил Саня наставнический тон. — Ромашка рассказывал тебе, как мы раньше общались?

Кира мотнула головой.

— Неплохо общались. Он заходил ко мне на чай. За базаром не всегда следил, но пацан был смышленый. А затем Ромашка возомнил, что он выше меня. Что умней, порядочней. Руки не подаст, не то что чая вместе выпить. Гнили набрался, гордости. Чисто министр. А ведь ни хуя в жизни не видел. Так, Ромашка?

— Нам надо спешить, — сказал Роман.

— Мы не закончили! — рявкнул Саня. — Считаешь, я из тех, кто утирается, когда в них плюют? Что со мной можно по-всякому?

— Я так не считаю.

Голос Романа дрожал.

— Что я захочу, то и сделаю с тобой, — сказал Саня. — Захочу, тебя раком поставлю. Захочу, Василису твою.

Роман смолчал.

Саня снова обратился к Кире:

— Чувствуешь, как он боится? Разве будет бояться тот, на ком нет вины? Подумай над этим, девочка.

— Хорошо, — сказала Кира.