Марсель Паньоль - Слава моего отца. Замок моей матери [сборник, litres]

«Максимальный или минимальный, мне все равно. Для меня важно собрать вещественные доказательства», – сухо проговорил я и направился к той самой двери.

За мной двинулись все остальные, включая и прихрамывающего сторожа.

Пока я снимал цепь с двери, он стоял рядом, красный как рак. Тут я вынул свою записную книжку:

«Ваша фамилия, имя, место рождения».

«Вы не посмеете!»

«Но по какому праву вы препятствуете нашему проходу вдоль канала?» – вставил Фенестрель.

«Это не против вас», – ответил сторож.

А я ему:

«Разумеется, это не против этих господ, а против меня! Я прекрасно знаю, что вы меня невзлюбили! Так вот, мне вы тоже не слишком нравитесь, и потому я доведу дело до конца!»

«До какого такого конца?» – спрашивает он.

«Вы пожелали лишить меня работы. Что ж, я пойду на все, чтобы вы потеряли свою! Когда ваш хозяин получит повестку в суд и ему придется явиться во Дворец правосудия , он, может быть, поймет, что лучше нанять другого сторожа, и надеюсь, что следующий будет более воспитанным, чем вы».

– Друзья мои, видели бы вы, что с ним тут сделалось!

А я все не унимался: «Ваша фамилия, имя, место рождения».

«Клянусь, это было направлено не против вас! Я хотел поймать людей, которые расхаживают тут, пользуясь поддельным ключом!»

Тут я принял свой самый внушительный вид:

«Хо-хо! Поддельный ключ? Слышишь, Бинуччи? Поддельный ключ!»

«Да вот он!» – вскричал сторож и достал ключ из кармана.

Я выхватил его у него из рук и сказал Фенестрелю: «Возьми ключ и сохрани его. Мы потом все расследуем. Это дело в компетенции руководства канала. А людей этих вы поймали?»

«Конечно поймал. Вот записная книжка, которую я изъял у того субъекта, вот мой рапорт, адресованный вашему руководству, а вот и протокол!»

Он передал мне вашу записную книжку и два рапорта по нескольку страниц каждый, в которых он излагал суть дела.

Я стал читать его каракули, а потом вдруг и говорю ему:

«Несчастный! Несчастный! В официальном рапорте признаетесь, что собственноручно навесили на дверь цепь с замком. Да известно ли вам, что при добром короле Людовике Четырнадцатом вас за это немедленно отправили бы на галеры!»

«Это не самоубийство, но очень похоже!» – вставил Бинуччи.

Смотреть на сторожа было просто жалко. Он был уже не красный как рак, а белый как смерть.

«И что же вы намерены делать?» – говорит он мне.

Я покачал головой, прикусив губу. Демонстративно переговорил с Фенестрелем, потом с Бинуччи, потом со своей совестью.

Он ждал со злобным выражением лица, но явно насмерть перепуганный. Наконец говорю ему:

«Слушайте, это случилось в первый раз, но пусть будет в последний… Об этом больше ни слова. Если вам дорога ваша фуражка, вы тоже – никому ни-ни!»

С этими словами я разорвал оба его рапорта и сунул записную книжку в карман вместе с цепью и замком. Мне подумалось, что здесь, в холмах, они вам пригодятся!

Бузиг выложил на стол свои трофеи.

Восторгам нашим не было конца, и Бузиг согласился с нами поужинать.

– Дело окончательно улажено, но на всякий случай лучше вам больше не ходить вдоль канала, – посоветовал он, разворачивая салфетку.

– Об этом нет и речи, – заверил его отец.

А мама, снимая жареных дроздов с шампуров и раскладывая их по тарелкам, вполголоса вставила:

– Даже если бы нам разрешили, у меня не хватило бы духу еще раз побывать там. Мне кажется, я лишилась бы сознания.

Когда Лили прощался, мама поцеловала его: уши у него стали красными-красными, как гребешок петуха, и он очень быстро покинул столовую, так что мне пришлось броситься вслед за ним и шепнуть, что я буду ждать его на рассвете: он кивнул в знак согласия и убежал в летний вечер.

Ужин прошел очень весело. Когда мама стала извиняться за то, что ему не предлагают вина, Бузиг невозмутимо объявил:

– Ничего. Меня вполне устраивает анисовка.

Отец робко осмелился объяснить ему:

– Будь уверен, мне не жалко спиртного, которое ты сейчас будешь пить. Но не повредит ли оно твоему здоровью…

– Моему здоровью! – удивился Бузиг. – Но, дорогой господин Жозеф, это как раз то, что причиняет минимальный вред! Вот вы пьете здесь воду из цистерны. А знаете ли вы, что это за вода?

– Это дождевая вода с неба, очищенная солнцем.

– Держу пари, что найду в вашей цистерне с десяток черных пауков, двух-трех ящериц и по крайней мере двух жаб… Как известно, вода из цистерны не что иное, как экстракт жабьей мочи! А вот перно все очищает!

Отец махнул рукой.

За ужином он долго распространялся о наших злоключениях, на что Бузиг не преминул еще раз поведать о своем подвиге. Отец привел дополнительные подробности, свидетельствующие о зверском отношении к нам сторожа, на что Бузиг ответил, упирая главным образом на испуг и робость негодяя, приведенного в непомерный страх появлением трех фуражек с канала. Дойдя до четвертой версии этого вергилиевского двуголосного повествования, отец приоткрыл завесу над тем, что сторож чуть не застрелил нас на месте, а Бузиг детально описал, как эта образина, заливаясь горючими слезами, ползала на коленях и детским голосом молила о прощении.

После крема-желе, взбитых белков и бисквитных пирожных Бузиг вдохновенно принялся повествовать о «подвигах» своей сестры.

Для начала он сравнил жизнь человеческую с горным потоком, который следует преодолевать, перескакивая с одного камня на другой, предварительно рассчитав свой прыжок.

Его сестра, Фелисьена, сперва вышла замуж за профессионального игрока в петанк, который частенько оставлял ее одну дома ради участия в соревнованиях, где он блистал (так впервые в своей жизни я услышал слово «рогоносец»). Тогда она перепрыгнула на другой камень, то бишь на одного из начальников марсельского трамвайного депо; затем на торговца бумажными изделиями с Римской улицы, после на торговца цветами с Канебьер, кстати по совместительству члена городского совета, и, наконец, на того самого члена генерального совета департамента, о котором уже шла речь выше. В данный момент она готовилась к последнему прыжку, который перенес бы ее на другой берег горного потока в объятия самого господина префекта.

Мать с большим интересом выслушала рассказ об отважном продвижении по жизни методом перепрыгивания по камням, но, казалось, была несколько удивлена.

– Неужели мужчины такие дураки? – вдруг спросила она.

– Хо-хо! – отозвался Бузиг. – Они отнюдь не дураки, просто она умеет взяться за дело!

Тут он добавил, что одного умения маловато и что у сестры имеется кое-что еще: природа наделила ее таким выдающимся «балконом», что сам не увидишь – не поверишь! Он вынул из кармана бумажник, собираясь показать нам фотографию, которая, по его словам, была «просто шикарная».