Александра Николаенко - Небесный почтальон Федя Булкин

Осторожность не дает с опытом. Потому что память – дело неверное, на сегодня только в ней тесно, а завтра в туловище снова места под арбуз много будет.

Появился в жизни смысл у меня. Еле дожил до утра! Еле спать ненавистное вытерпел. И душа ни на минуточку не уснула. Всю-то ночь во мне ждала она, бедная, чтоб уж вместе выскочить и проверить…

– Ты чего это, Федь? Куда?

– Я сейчас!

– Хоть галоши надень, роса…

Нет пока ничего. Не проклюнулся…

Посадил, где патиссоны с кабачками у бабушки, арбузное семечко.

– Что ты, Федь, тут не вырастет.

«Что ты, Федь, тут не вырастет!» – тоже мне.

– Солнца мало, да и август же… не успеет…

Да не солнца мало, не августа – веры! Если б тоже поверила бабушка, что он вырастет, а она…

– Вот, возьми тогда, Федь, банку литровую, песочек окучь вокруг, поставь свечку внутрь, накрой, а водой поливай только вечером. Теплой, Федь.

Под дождем, на последних денечках августа, мой арбуз из земли полез поросячьим зеленым хвостиком! Вот она, вера в арбузное семечко! Чудеса творит! Над природой верх берет запросто!

…В общем, бабушка, если бы не зима, моей веры и на целый арбуз бы хватило…

Взяли с бабушкой шефство мы над соседней могилкой. Она справа от нас была. На перепутии. Мусор все на нее сносили. Хорошо, что ростом я пока поближе к земле, от шажка два вершка, ноги коротки, без меня бы разве разглядели мы с бабушкой, что под мусором этим люди?!

Вот пошли мы с бабушкой к сторожу. Поругали его как следует. Очень испугался нас сторож, даже дал телегу нам мусор этот с могилки до общей ямы везти.

ПОРАМОНОВЫ

Ира и Леночка

1917–1917

Это сколько же будет, семнадцать отнять от семнадцати? Ни годочка?!

ПОРАМОНОВА

Ольга Степановна

1892–1918

Мама, наверное…

ПОРАМОНОВ

Андрей Константинович

1889–1921

Папа, да?

Так очистили с бабушкой их местечко, уж расстарались! И свечку зажгли, незабудок им своих посадили. Пшена воробушкам всыпали.

Налетели они, расчирикались, и синичка.

Ведь соседи мы в будущем с ними, да? Хорошо, что заранее познакомились…

И сказал вот, а страха нет. Не с чужими ведь будем там, не чужими? С папой, с мамой, с соседями…

Зарастает лебедой, лопухом, иван-чаем, сушьем тридцать пятый участок слева от нашего. Сад вишневый рябеет. То грибные дождики, то гроза. Выше дома встала трава. Покосился забор, поседел, реку видно. Течет река, а придет зима, льдом застынет. Сквозь калитку собаки бегают, кошки шмыгают, куры ходят. Ветром очень скрипит она осенью, ставни скошены, стекла выбиты…

Страшно мимо ходить нам от станции с бабушкой, а приходится.

Никуда не денешься от пути.

Вот, живем, что поделаешь? Живучи…

– Странный все-таки, что ни говори ты, бабушка, человек этот – тетя Володя…

– Кто не странный, Федя, все странные.

– Мы с тобой не странные, бабушка, мы как все с тобой, мы – нормальные, люди как люди.

– Все, Федь, люди как люди.

– Не скажи, бабушка! Люди как люди все, а тетя Володя очень уж от них от всех странный, странная… В шляпе ходит, а в шляпе сверху дыра. В дыре лысина. В лысине зеркальце. От этого зеркальца, бабушка, прямо в бинокль зайчики! Я сам из гнезда вчера, чуть не ослеп, но видел…

– Из какого, Федя, гнезда?

– Из ближнего, на березе.

– А есть дальнее еще, Федь, гнездо у тебя?

– У меня, бабушка, много гнезд.

– И зачем тебе, Федя, столько гнезд?

– А тебе зачем, бабушка, столько грядок? Сорняки разводить, чтоб пропалывать?

– Мне, Федь, грядки эти с радикулитом моим, что хоть их и вовсе бы не было…

– Вот и я тоже иногда карабкаюсь по стволу к гнезду и невольно думаю, думаю…

Знаешь что, бабушка?

– Что же Федь?

– А зачем?!

…а потом доберусь до гнезда, обустроюсь там поудобнее, оглянусь, где что происходит окрест, обдумаю…

…как на грядках ты сидишь, бабушка, сорняки пропалываешь…

Посмотрю, как тетя Злина за ягодами нашими под малиновый куст подлазит, оглядывается, боится, чтоб мы, как тоже ворует она у нас, ее не заметили…

Как рожь, бабушка, вдали колосится… Просторно!..

Как речка вниз все течет, как вверх мимо поля бабочка…

Как автобус одиннадцатый идет, туда и сюда…

Как вышел кто-нибудь из него. Как бежит кто-нибудь, бабушка, на обратный. Поволнуюсь за него, поболею… Радость тогда уже выйдет мне, бабушка, если он на автобус этот успеет.

Радость…

Как Царь-Заяц, бабушка, на скамейке сидит, наслаждается…

Как собака вдоль забора бежит, как кошка в траве юляет, как пчела над банкой с эмалью кружится, не прилипла бы… – поволнуюсь.

И как мимо этого, бабушка, облака плывут, полосатые, цитрусы… вирусы… И барашками, и горами, и баррикадами…

И как в бочке и в луже это все отражается…

И подумаю… Вот зачем!

Добраться доверху, бабушка! Вниз посмотреть. Чтоб никто не видел тебя, а ты ЕСТЬ!

Понимаешь ты это, бабушка? Понимаешь?!

Потому что идут дела себе у людей…

Живут себе, понимаешь ты это, бабушка?! И не знают про меня люди…

И погиб Федя Булкин.

Но… видели ли вы, ребята, бурю? Вот так же, как громы, загремели и боевые орудия. Так же, как молнии, засверкали огненные взрывы! Так же, как тучи, понеслись красные знамена! Это так наступала отомстить за меня Красная армия!

…А видели ли вы проливные грозы в сухое и знойное лето? Вот так же, как ручьи, сбегая с пыльных гор, сливаются в бурливые, пенистые потоки, так при первом грохоте войны забурлили в Горном Буржуинстве восстания, и откликнулись тысячи гневных голосов из Равнинного Королевства, и из Снежного Царства, и из Знойного государства!

Это так наступала отомстить за меня Красная армия!

И в страхе бежал разбитый Главный Буржуин, громко проклиная эту страну с ее удивительным народом и с ее неразгаданной Военной тайной!

А меня схоронили на зеленом бугре, у синей реки. И поставили над могилой большой красный флаг и доску почетную с моей фотографией, как у нас в школе вешают про отличников, над железной головой В. И. Ленина. Железный человек был! Никакой гранатой такую голову не пробьешь!

Под горой – одеялом лежу. Геройски погиб. Не выдал буржуинам тайны нашей военной. А какая тайна, сам не вспомню никак. Бабушку спросить нужно. Будут если пытать меня, чтоб буржуям этой тайны не выдать.

– Какая наша главная военная тайна, бабушка?

– Как на пенсию, Федь, до следующей дожить, вот и вся наша тайна.

И схватили буржуины меня. Стали пытать. Обливали водой ледяной, гвоздями прибивали к кресту. Но так ничего и не сказал я им!