Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Тебе бы лучше посядетъ , Майлз, — посоветовал Минти. Нос у него распух и посерел. — Ты создал беспорядок, а я его подавил.

Майлз подумал, что, несмотря на сломанный нос, Джимми Минти упивается каждым мгновением их конфронтации. Полицейский легко увернулся от удара Майлза, и тот снова оказался на коленях, обнимая живот и срыгивая на кирпичи.

— А теперь вставай и протяни запястья, — приказал Минти, однако Майлз дважды вскарабкивался на ноги и дважды вновь обнаруживал, что лежит на земле.

К тому времени, когда к ним приблизились миссис Уайтинг с людьми из лимузина, один глаз у Майлза был полностью закрыт, от второго осталась узкая щелочка. Противники сидели на бордюре друг против друга и выглядели так, будто оба бились на одной и той же проигравшей стороне, победители же по неизвестной причине удрали. Наручники по-прежнему болтались на пальцах Минти, и Майлз понимал, что полицейскому за это стыдно.

— Вы идите, миссис Уайтинг, — произнес Минти придушенным голосом. — Я сейчас с этим закончу, только чуток передохну.

Бизнесмены, явно занервничав, обошли двоих местных по широкой дуге, сойдя с кирпичной дорожки на траву.

— Вы изумляете меня, дорогой мой, — сказала миссис Уайтинг. — Что такого важного не могло подождать до завтра?

На другом конце двора, услыхал Майлз, открылись и закрылись дверцы лимузина, издав солидный, мастерски выверенный звук денег, удаляющихся на покой в надежное место. Скорее всего, от него ждали, что он заговорит о «Каллахане», и Майлз решил разочаровать миссис Уайтинг:

— Я приехал лишь для того, чтобы заявить о своем увольнении. Придется вам подыскать кого-нибудь другого в «Имперский гриль».

Джимми Минти, прекратив щупать сломанный нос, прислушался.

— Судя по вашему виду, дорогой мой, на вас будто снизошло некое откровение, — заметила миссис Уайтинг. — Впрочем, это лишь мои догадки. Почему бы не обдумать все как следует? Решения, принимаемые в порыве страсти, редко бывают здравыми.

— Разве вы когда-либо испытывали страсть?

— Что ж, верно, я редко теряю почву под ногами — в отличие от людей с более романтичным темпераментом, — признала миссис Уайтинг. — Но мы таковы, каковы есть, и с тем, что не лечится, нужно смириться.

— С тем, что не лечится, нужно расправиться, — сказал Майлз. — Вы это имели в виду?

— Без отмщения, — благосклонно улыбнулась она, — нет смирения, дорогой мой. А теперь, прежде чем вы произнесете во гневе еще что-нибудь, за что я буду вынуждена вас наказать, не остановиться ли вам и не задуматься о будущем, и не только вашем, но и вашей дочери? Через год-другой ей может понадобиться помощь с университетскими расходами, как и вам в свое время. — Она сделала паузу для пущей доходчивости сказанного. — Далее — ваш брат и прочие, чье заведомо скромное существование целиком зависит от «Имперского гриля». Однако закончу я тем, что скажу: решать вам, как обычно.

— Заводи мотор и правь, так, Франсин?

Впервые он назвал ее по имени, хотя давно позабыл, как ее зовут. И странно, что вспомнил именно сейчас.

Столь интимное обращение покоробило миссис Уайтинг, хотя она постаралась это скрыть.

— Ах! — в притворном восторге воскликнула она. — Вы все же усвоили мои уроки, не так ли, дорогой мой! Я не была в этом уверена, признаться. — Стуча каблуками, она аккуратно обогнула Майлза и направилась к «линкольну».

— Он предпочел мою мать, да, миссис Уайтинг? — крикнул Майлз ей вслед. — В этом все дело, я прав?

Она остановилась — окаменев на мгновение, — затем вернулась к Майлзу:

— Я ли не образец христианского долготерпения, дорогой мой? Не я ли простила ей прегрешение? Не я ли приняла ее с распростертыми объятиями в ту самую семью, которую она разрушила? Не я ли предоставила ей все до единой возможности для искупления и спасения души, о чем вы, католики, так печетесь?

— А вы не путаете искупление с расплатой?

— Знаете, однажды я объяснила моему мужу, что в отношениях двоих всегда найдется отдушина, для каждого своя. — Она опять зашагала, но вскоре остановилась и обернулась: — Я не хотела бы оставить вас с неверным впечатлением от моих слов, дорогой мой. Я была весьма расположена к вашей матери, как и к вам теперь. В итоге, полагаю, она была рада тому, что все сложилось не так, как она надеялась. Мне хочется думать, что она пришла к пониманию жизни как грандиозной блажи. — Миссис Уайтинг перевела взгляд на полицейского: — Вы сумеете запереть ворота, Джимми? Замок немного заедает. С ним необходимо проявить терпение.

— Я разберусь, миссис Уайтинг.

Майлз невольно улыбнулся: примерно такое же обещание он давал этой женщине на протяжении двадцати пяти лет — именно такой участи для своего сына Грейс страшилась более всего. Когда «линкольн» плавно выехал за каменные столбы, указывая путь лимузину, Майлз почувствовал, что кто-то трется о его локоть, и, опустив глаза, увидел Тимми: должно быть, кошка сбежала, когда миссис Уайтинг садилась в машину. Зверюга была явно удовлетворена повреждениями, уже нанесенными Майлзу, и добавлять ущерба не сочла нужным.

Джимми Минти, поднявшись, подал руку Майлзу, и тот не оттолкнул ее, а затем протянул запястья, чтобы на них защелкнули наручники. Джимми повел его к «камаро», сердито отпихивая ногой кошку, следовавшую за ними.

Майлз безуспешно пытался вспомнить, когда он в последний раз ездил в спортивном автомобиле. Мотор под ногами урчал, как зверь в клетке. Шарлин однажды призналась, что считает этот звук сексуальным. Следовательно, спорткар не такая уж блажь. Выехав с территории фабрики, Минти поставил «камаро» на тормоз и отправился закрывать и запирать ворота. Как и предсказывала миссис Уайтинг, ему пришлось повозиться, и Майлз слышал, как он материт замок.

— Не надо было тебе сюда возвращаться, приятель, — сказал Джимми Минти, снова усевшись в автомобиль. — Твоя мать была права на этот счет. Никогда не забуду, как она кричала на тебя. Похоже, это я и хотел тебе сказать, прежде чем все закрутилось. — Под этим «всем» Джимми, предположительно, имел в виду события, случившиеся с тех пор, как в минувшем сентябре он обнаружил Майлза, припарковавшегося напротив дома, где он вырос. — Мне было реально плохо, когда я слышал, как она кричала на тебя. И говорила всякое, когда умирала, а ты просто пытался ей помочь.

Майлз закрыл глаза и услышал ее — ни память об этом, ни ужас до сих пор не потускнели. Уезжай, Майлз. Ты убиваешь меня. Неужели ты не понимаешь? Ты здесь, и это убивает меня. Убивает.

— Тебе, конечно, было плевать, как я себя чувствовал, — добавил полицейский.

— Окажи мне услугу, Джимми, — попросил Майлз, когда они, сбавив скорость, выехали на Имперскую авеню.