Андрей Сысоин - Богословские беседы Андрея Сысоина

— Петр, у меня на хвосте две женщины, тоже хотят выпить. Позовем их сюда?

— Кто такие? — набычился Петр.

— Психологини с 5 этажа.

Петр очень испугался, представив двух матерых хищниц, пытающихся проникнуть в его комнату.

— Валера! Ни в коем случае не показывай им дорогу. На, отдай бутылку.

— Но, Петр, хорошее вино в обществе женщин — это так приятно!

Но превратившийся в барана ересиарх был непробиваемо упорен в принципиальных вопросах:

— Нет. Отдай им бутылку, пусть идут с Богом.

— Ну тогда я выпью ее с ними, — гордо заявил инженер и вышел.

Подобно запертому в клетке тигру Петр крался вокруг стола, но к вину не притронулся. Опять Валера вернулся очень быстро.

— Ты был прав, — загадочно сказал он и профессионально выбив пробку, забулькал токайским в стаканы.

— Что пьем? — раздался будничный голос с ближайшей койки.

Бутылка в ковалевской руке дрогнула.

— Олежка, вставай, вино принесли, — ответил Петр прикорнувшему писателютрансценденталисту.

Олег Николаевич сел, изобразил очень недовольное выражение лица, но стакан изволил принять.

Стояла на удивление чудесная ночь: Дом студентов угомонился раньше полуночи и теперь в полной и темной тишине за столом, слабо освещенным настольной лампой сидели трое старых и бывалых обитателя Дома и попивали из обыкновенных стаканов необыкновенный напиток.

— Петр, — смущенно нарушил блаженную тишину Ковалев, — у меня к тебе небольшая просьба.

— Ну, говори.

— Сначала еще по-полстаканчика.

Наконец Валера заговорил:

— Ты уж разреши переночевать у тебя одну ночь.

— О чем речь, всегда есть свободная койка, — отозвался Петр, но сразу же чего-то заподозрил, — постой, Валера, у тебя же своя комната.

— Я не могу там спать.

— Почему? — к вопросу Бекаревича присоединился и Олег Николаевич.

— Там полтергейст! — с безумным блеском в глазах заявил психо-инженер.

Реакция слушателей оказалась неоднозначной. Ересиарх подобрался и обратился во внимание: он впервые встречался с домовым. Лицо писателя выражало полное удовлетворение вином и легкий интерес: борцу с трансценденцией полтергейст не представлялся чем-то из ряда вон выходящим.

— Расскажи, как он себя проявляет? — в голосе ересиарха появились рейнджеровские интонации.

— Сетка кровати не проваливается под весом тела. Я рукой там щупал: никого и ничего нет, а когда засыпаю сетка начинает раскачиваться вверх и вниз, — уставшим от страха тихим голосом взахлеб повествовал жертва полтергейста, — И еще он преследует меня: постоянно толкает в бок или постукивает в стенку рядом. А вчера на дискотеке он завладел моей правой рукой и ударил по морде аборигена.

— Вот это да! — Олег Николаевич с Петром живо представили что было дальше.

— Медельский во всем виноват! — между тем продолжал Ковалев, — Я много думал — нет никаких сомнений: Медельский — это сам Дьявол!

— Ну, ты преувеличиваешь, — нахмурился ересиарх и ударился в глубокомысленные рассуждения о сильных и слабых взаимодействиях в природе перед воспринимавшим слова богослова как манну небесную психоинженером. — Медельский не может быть Дьяволом, но передатчиком в наш мир козней нечистой силы — вполне возможно, заключил ересиарх.

— Что же мне делать? — в установившейся тишине возопил В.Ковалев.

— Покаяться, — глубокомысленно изрек Олег Николаевич, — поговорить со священником и раскрыться во всех своих грехах.

— Но это завтра, — прервал Петр, — надо что-то делать сейчас…Пойдем-ка, Николаич, посмотрим на Медельского.

— Нет уж, — перекрестился Ершов, — никуда я не пойду.

— Ладно, один пойду, — сам удивился своей храбрости ересиарх и предусмотрительно выпил целый стакан.

Студент Медельский жил с Ковалевым в одной комнате здесь же на 4 этаже.

Неразговорчивого, жадного и скандального Медельского не любили в Доме студентов.

Теперь же у Бекаревича появился повод, злоба переполняла его сердце: какой-то магистр-недоучка посмел преследовать и мучить доброго и нужного обществу психоинженера Валеру. Подойдя к нужной двери Петр ударил по ней кулаком. Медельский нарисовался на пороге и загородил вход. За его спиной ничего не было видно кроме слабого фиолетового света.

— Водка есть? — спросил ересиарх.

Магистр сунул руку назад и извлек бутылку.

— В долг, — значительно сказал ересиарх и пошел домой.

В своей комнате Петр не обнаружил никого. Только Ковалев суетливо рыскал по полкам в поисках закуски. Бекаревич замер с бутылкой в руках, воздел глаза к потолку и попытался понять: почему Медельский сразу и в долг отдал ему водку?

Здесь оставим гностического ересиарха и не будем о нем беспокоится. Жидкий сорокоградусный дьяволенок слишком слаб, чтобы с ним справиться.

А чем занимается абсурд-режиссер Шпагин? Андрюша глубоко спит у себя под звуки божественной музыки. За вечер он успел обежать все этажи с первого по девятый, но нигде его вселеннская любовь не была воспринята адекватно. Но режиссер никогда без боя не отказывался от своих принципов…

Вечерело когда Володя Баркасов наконец-то увидел перед собой гигантский и родной Дом студентов. Володя очень устал пройдя за день эти бредовые и кошмарные пятьсот метров, отделявшие Дом от берега. Из последних сил гордо продефелировав мимо вахтерши, строго зыркая на нее левым глазом, Володя оказался в недрах нашей вавилонской башни. Запутанность и безлюдность коридорных лабиринтов неприятно удивила путешественника: на каком этаже он находится и где ему переночевать? По пути попалась полуоткрытая дверь. Заглянув в темную пустую комнату, Володя радостно повалился на кровать. Он нашел ночлег и завершил на сегодня свой скорбный путь.

Уже засыпающего Володю сильно толкнули в бок.

— Отстань, — пробурчал он, повернувшись лицом к стене.

— Рота, подъем! — пропищал голосок дневального, пнувшего ногой в володину спину.

— А? — вскочил Баркасов на ноги, но ничего не увидел.

— Хе-хе-хе, — прозвучало за его спиной.

Володя резко развернулся. Громко захлопало и тень крыла коснулась его щеки.

Донельзя испуганный наш герой бросился на стену и щелкнул выключателем. Слабый фиолетовый свет залил комнату, двухспальную койку, стол, книжные полки, открытое в бездну окно.

— Эскадрон моих мыслей шальных! — донеслось из бездны.

— Атас! — отозвалось с другой стороны.

"Что за чертовщина?!" — догадался Володя и укрепился духом.

Взяв со стола газету "Правда", расстелив ее посреди комнаты, Володя встал на нее, закрыл глаза, пробурчал невнятную молитву: "Папа, мама и все женщины, с которыми я знался, простите мя", и уже приготовился таким образом героически спать посреди этого шабаша, когда распахнулась дверь. Закачалась, замерцала лампочка на потолке и погасла. Прямо на Володю надвигалась черная морда, в глазах — желтый блеск.