Зульфю Ливанели - Счастье

И в самом деле, вскоре послышались звуки дервишского призыва, и мюриды, один за другим, в размеренном ритме раскачиваясь из стороны в сторону, начали стонать: «Аллах, Аллах!» Их движения постепенно убыстрялись и убыстрялись, иногда у кого-то изнутри вырывался резкий вскрик: «Аллах!», и уже они едва сдерживали себя, чтобы не вскочить на ноги. Джемаль знал: молящиеся доходили порой до такого экстаза, что некоторые теряли сознание, такое он видел в детстве.

Вот и здесь кое-кто начал кататься по полу, с пеной у рта биться в судорогах. Отец считал, что «Аллах переполнил радостью и гармонией» душу этого человека. На самом деле, насколько мог уразуметь Джемаль, это можно было объяснить функциями человеческого тела и могло быть связано с тайной ста двадцати четырех ударов в минуту. Все молящиеся на Среднем Востоке во время религиозных церемоний в течение одной минуты произносят сто двадцать четыре имени-эпитета Аллаха; это же происходит во время танца – и так же бьется человеческое сердце. Таким образом, с каждым ударом сердца называется имя Аллаха. Через некоторое время человек впадает в транс…

Джемаль не знал, что та же формула применяется на всех дискотеках мира, барабаны и ударные установки точно так же используют ритм ста двадцати четырех ударов в минуту.

Джемаль привык к молебнам и не очень волновался, ожидая, что церемония закончится и люди начнут успокаиваться. После совершения обряда зикра шейх тариката дал верующим наставления, прочитал хадисы. И действительно, люди начали расходиться. Селахатдин подвел Джемаля к шейху, поцеловал ему руки и сказал, что это его армейский друг, мусульманин, и что он немного запутался в некоторых сложных вопросах…

Шейх огладил седую бороду. Несмотря на преклонный возраст, его маленькие голубые глазки оставались яркими и проницательными.

– Дитя мое, – сказал он, – мы живем в такое время, когда попрана правда, перепутаны добро и зло, красота и мерзость, отчего мусульмане пребывают в больших метаниях и состоянии внутреннего кризиса. Я не осуждаю этого, однако ни в коем случае нельзя считать ислам религией мести, в такое не верь! Само слово «ислам» означает покорность Богу, это – религия мира. Если ты хочешь понять ислам, не доверяй ничему и никому, кроме Священного Корана, хадисов Пророка и Сунны. Потому что ислам – религия ясная, открытая. Политика портит религию, сеет семена внутреннего раздора, рождает ересь. Смотри, что повелевает 32-й аят суры «Трапеза» Священного Корана…

Ходжа прочел аят по-арабски, а потом перевел на турецкий: «Если кто-то убьет другого, или нанесет ему вред, то будет так, словно он все человечество убил. Тот же, кто спасет от смерти другого, подарит ему жизнь, словно всему человечеству дарует жизнь».

Шейх говорил мягко и улыбчиво. Он ошеломил Джемаля. Впервые за всю свою жизнь он не испытал религиозного страха, словно омылся изнутри свежей водой.

А шейх продолжал:

– Дитя мое, 40-й аят суры «Поэты» гласит: «Тот, кто ответил злом на зло, породил зло. И только тот, кто простил, заслужит мира и согласия, принадлежащего Аллаху; вне всяких сомнений, Аллах не любит несправедливых».

Шейх говорил долго-долго, читал айяты о мире и добре из сур «Корова», «Трапеза», «Скот», «Преграды», «Праздник», «Верующие», «Женщины», а завершил беседу айятом, который поразил Джемаля в самое сердце: «Матери и отцу, близким и сиротам, обездоленным, близким и дальним соседям, своим друзьям, путникам и, конечно, себе – всем без исключения делайте добро».

Это был 36-й айят суры «Женщины».

Затем шейх спросил:

– Все ли ты понял, дитя мое? Рассеялись ли твои сомнения? Убедился ли ты в том, что Книга Всевышнего и повеления нашего Пророка наказывают держаться подальше от насилия, быть миролюбивым и терпимым? Понял ли ты сейчас, что организация убийства никоим образом не может быть связана с Аллахом?..

На обратном пути Джемаль удивленно думал о том, что шейх словно в сердце к нему заглянул – он говорил так, словно знал, что юноша собирался убить Мерьем. Джемаль даже начал было с подозрением посматривать на Селахатдина, ведущего машину. Интересно, мог ли он заранее рассказать обо всем шейху? Потому что откуда тому знать обо всем, даже о том, что Мерьем сирота? Но тут же понял всю нелепость своих подозрений, ведь такого просто не могло быть.

Когда они вернулись домой, рядом с невесткой Селахатдина находилась молодая девушка. Селахатдин, представляя ее Джемалю, сказал, что это его младшая сестра. Девушка не пожала ему руки, только издалека кивнула головой. Похоже, что и она, придерживаясь правил веры, не прикасалась к мужской руке. Платок на голове у нее был завязан в виде тюрбана, шея тоже укутана, а концы крепко стянуты сзади. Несмотря на все эти меры, Джемаль мог заметить, что это красивая девушка, однако ее миловидность несколько портило то, что щека у нее была такая же синяя, как у Мерьем, даже еще четче проступал след от удара. Салиха (так ее представил Селахатдин) принялась с волнением рассказывать о том, что случилось вчера.

Она с подругами, как всегда, шла на лекции, но вдруг они натолкнулись на баррикады и полицейских, которые не пропускали на занятия девушек в платках. Протестующие девушки поднимали транспаранты, кричали, что покрывать голову платком – это право человека, выкрикивали лозунги: «Да здравствует ислам, да сгинет тьма!» и дудели в свистки. Лавочники поддержали митингующих и начали оглушительно им аплодировать. Студенты-мужчины тоже поддерживали эту акцию, выражая негодование в связи с действиями полицейских.

Впрочем, это уже стало делом обычным, повторяющимся каждый день. По решению правительства полиция не пускала на занятия девушек с покрытыми головами, а те организовывали акции протеста.

В этот раз все пошло по-другому. Возможно, полицейские переусердствовали, с излишним рвением выполняя приказы вновь назначенного главы службы безопасности Стамбула, желая выставить себя в лучшем виде перед лицом светской Анкары и светской армии, и использовали водометы. Началась паника. Полицейские вытащили дубинки и без всякого предупреждения начали избивать протестующих. Раздались женские крики, кто-то падал на землю, у кого-то было разбито в кровь лицо, кто-то, лишившись чувств от волнения, валился на асфальт…

Салиха в отчаянии начала кричать полицейским:

– А у ваших матерей разве головы не покрыты платком?! У вас, может быть, сестер нет, может, вы не мусульмане?

И вдруг на ее голову обрушился удар дубинки, который заставил ее замолчать. Девушка рассказывала все это, а лицо пылало от волнения и выражало едва ли не радость, она выглядела так, будто вовсе не расстроилась. Завтра они соберут намного больше людей и еще покажут этим бесам! Они победят и заставят этот безбожный анкарский кемалистский режим признать свое поражение!